Как в тумане Сэм делает шаг к двери. И еще один. И еще. Джоунс кривится, спецназовцы озадаченно переглядываются, но ей наплевать. Катись оно все к чертям.

Приблизившись, она притягивает «кей‑ви» за шею и целует. Он податливо приоткрывает губы, и Саманту кидает в жар. Это извращение, но она не может остановиться. Горячие, влажные, почти как настоящие. Она впивается в них и, кажется, даже кусает. И не сопротивляется, когда в рот толкается его язык. Упругий, настойчивый, дразнящий. От его прикосновений у Сэм сбивается дыхание. Твою мать! Почему? Почему с ним приятнее, чем с человеком? Больше, чем просто хорошо – охрененно. До встающих дыбом волосков. До трясучки в коленях. Свободной рукой она стискивает лацкан куртки и еще сильнее прижимается к киберу, пока за спиной не раздается язвительное фырканье.

– Кевин, я тебя вытащу, – обещает она, нехотя отрываясь от его губ.

– Не сомневаюсь, – теперь «кей‑ви» смотрит на нее совершенно другим взглядом. И улыбается.

И Саманта знает, что никакая это не имитация.

В щель между стеклами задувает ветер, и Саманта закутывается в плед. Она не может вернуться к себе, потому что федералы наверняка нашпиговали квартиру жучками и камерами. Она не может появиться в участке, потому что все еще «временно отстранена». Остается отсиживаться в дешевом мотеле на задворках Бруклина и платить наличными, чтобы ее перемещения не отследили по кредитке. Протирать засаленный диван, галлонами заливать в желудок безвкусный кофе и пялиться в телевизор – совсем как сейчас.

Изображение с камеры дрона размыто из‑за зума, но Саманта видит каждую гребаную деталь. Вот она делает два шага, приподнимается на мысках и впивается в губы «кей‑ви». Тот на мгновение «зависает» от неожиданности, а потом решительно подается вперед, отвечая на поцелуй.

За неделю Сэм успела выучить их движения наизусть, за вторую – возненавидеть до подкожного зуда. Ровно столько СМИ смакуют эту новость. Неизвестно, кто первым слил видео в сеть, но его растиражировали тем же вечером и мусолят до сих пор. Кадры из квартиры сменяются улыбающимся лицом ведущей:

– Все мы с нетерпением ждем развязки этой удивительной истории, которая доказала, что для настоящей любви не существует преград и условностей.

– Сраная мелодрама, – чертыхнувшись, Саманта переключает канал.

– Приближается начало первого в истории США судебного процесса над кибером, – репортер бодро жестикулирует, то и дело оборачиваясь к зданию суда, вдоль которого выстроилось с десяток телевизионных фургонов. – Ранее слушание назначалось на двадцатое января, но было перенесено в связи с проведением повторной экспертизы.

На экране появляется изображение «кей‑ви» – профиль, анфас, 3D панорама в полный рост – и Саманту душит чувство вины. Если бы не ее долбанные амбиции, никакого разбирательства сейчас бы не было.

– Кевин, модель «кей‑ви четыреста», разработан специально для полицейского департамента. Задержан по подозрению в краже персональных данных, но полный список выдвинутых обвинений мы узнаем только завтра. Как и то, заявит ли кибер о своей невиновности.

Видеть безучастное лицо «кей‑ви» невыносимо, и она снова хватается за пульт.

– В расследовании помимо окружного прокурора задействованы подразделение национальной безопасности при Министерстве юстиции США, а также ФБР.

Твою мать! Неужели во всей стране нет других новостей?

Сэм хочется выкинуть телевизор в окно, но старую плазму спасает вежливый стук в дверь. Наверняка это кибер Бенсона. Из редких гостей лишь он стремится соответствовать нормам человеческого поведения, даже когда в этом нет необходимости.

– Открыто.

– Нам удалось отклонить один из пунктов обвинения, – прямо с порога начинает Кел. – Ему не предъявят «сговор с целью перепродажи личных данных» в связи с нехваткой улик.

Он ставит пакет с едой на ободранный журнальный столик и передает Саманте стаканчик с кофе.

– Какая разница? – сделав глоток, она закрывает глаза – капучино приятно согревает пищевод и ладони. – Это дерьмовое слушание могут переносить месяцами. А если и дойдет до суда, процесс затянется на годы.

Вынужденное бездействие ее бесит. Как и собственное бессилие – она знает, что обвинение не допустит ее в зал суда даже в качестве свидетеля.

– Вынужден не согласиться с вами, детектив. Это резонансное дело – именно такое нужно сейчас, чтобы отвлечь общественность от проблем с безработицей.

– Может, ты и прав, – кивает Саманта, пристраивая стаканчик на подлокотник.

– Вам нужно поесть, детектив, – Кел заботливо придвигает пакет. – Я зафиксировал уменьшение объема мышечной массы.

– Вот только не веди себя как он! – срывается Сэм.

Иначе ей не выдержать – и так на пределе. Хватит того, что она видит идентичное лицо. Такое похожее и одновременно такое… чужое.

– С вами останется Доун, – Кел тактично меняет тему. – На случай, если возникнет необходимость передать срочное сообщение.

Саманта оборачивается и замечает подругу в дверях. Та смотрит с упреком. Сэм молча отводит взгляд – нет настроения спорить. По мосту за окном проносится скоростной поезд. Вдалеке за ним виднеются огни высоток. Жизнь в Нью‑Йорке движется вперед, а вот ее уверенно катится в пропасть.

Едва за Келом закрывается дверь, Доун перемещается к дивану и нависает над Самантой:

– Он тринадцатые сутки обрабатывает судебные архивы в поисках прецедентов. Могла бы и поблагодарить. А уж сколько раз Кевин нарушал закон, чтобы отвести от тебя подозрения, я и вовсе не берусь подсчитать.

Сэм криво улыбается. Дожили, теперь даже Доун ее поучает. Но в одном она права, «кей‑ви» действительно принял удар на себя.

В камере адское пекло. Сэм кажется, что она успела взмокнуть раз двести и теперь воняет как кошачий туалет. В допросную ее ожидаемо заводят спустя сорок восемь часов[1] после примерки наручников. Стоящий с противоположного конца стола Джоунс делает приглашающий жест:

– Присаживайтесь, детектив.

– Я полагала, что обвинение мне зачитает один из ваших болванчиков, – Сэм плюхается на стул и закидывает ногу на ногу. – Но вы снизошли лично. Польщена.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ Наклонившись, она заглядывает под стол.