Подполковник Дробыш в долгу не остался. Ровно через две недели Иван Старцев за проявленные героизм и отвагу в боях под Лисичанском получил орден Красной Звезды.

* * *

Обсудив с оперативниками идею Василькова о «театрализованной постановке», Старцев отправился к комиссару Урусову, поскольку для воплощения задумки нужна была не только его поддержка, но и значительная помощь.

Отложив другие дела, комиссар принял Старцева, выслушал, задал несколько вопросов. И — одобрил план, так как других вариантов, как продвинуть расследование, не усматривал.

Не откладывая в долгий ящик, он связался по телефону с Московской епархией и тут же выслал автомобиль за ее представителем…

* * *

— …Мы с большим уважением относимся к вашей работе, — поставленным голосом начал прибывший пожилой архиерей, — и были бы чрезвычайно признательны, если бы ваши усилия по поиску заблудшего преступника увенчались успехом. Мы готовы оказать любую помощь, Александр Михайлович, кроме той, которая вынуждает нас лгать пастве.

Урусов и Старцев переглянулись. Хорошая идея, обещавшая существенно облегчить и ускорить расследование, внезапно наткнулась на непредвиденное препятствие.

— В чем же, по-вашему, заключается эта ложь? — удивленно спросил комиссар.

— Вы хотите, чтобы представитель епархии заявил о намерении возвести в Мытищинском благочинии новый храм. Но ведь это ложь, так как у епархии нет средств на строительство. Увы, приходится признать, что мы пока не в состоянии найти деньги даже на ремонт центральных московских храмов. Зачем же говорить о возведении новых в благочиниях и обманывать прихожан напрасной надеждой?

— Да, но от вас не требуется громких обещаний, — возразил Урусов. — Всего-навсего нужен слух, о распространении которого позаботимся мы сами. Это во-первых. А во-вторых, необходим приезд вашего представителя на место, где якобы намечено строительство храма.

Несколько секунд архиерей сидел неподвижно, поджав тонкие губы, и молчал. Очнувшись от глубоких раздумий, он качнул высоким головным убором.

— Что ж, тему строительства на завтрашнем епархиальном совете мы затронем. Дальше, как говорится, слухами земля полнится. А вторую вашу просьбу мы определенно выполнить не сможем. Простите, Александр Михайлович, при всем нашем уважении… Ни патриарх, ни его наместник, ни викарные епископы взять на себя подобное не решатся. Простите великодушно…

* * *

— Это все, Иван Харитонович, чем я смог тебе помочь. Дальше думай и фантазируй сам, — сказал начальник МУРа, когда архиерей откланялся. — Действуй смело, решительно, но в рамках. Понял меня?

— Так точно, — кивнул Старцев и тоже покинул кабинет.

После этого сотрудники оперативно-следственной группы сидели до поздней ночи в своей большой комнате. Прихлебывая свежезаваренный чай, они последовательно решали целый ряд задач, связанных с воплощением задуманной операции.

После того как архиерей решительно отказался прислать в Мытищинский район представителя епархии, главной задачей стал поиск такового среди своих сотрудников. Старцева забраковали моментально. Да он и не возражал — с его крестьянской внешностью можно было изображать водовоза, но никак не священника высокого сана. К тому же подводила проклятая хромота.

Егоров откровенно недолюбливал попов. Конечно, ради общего дела он примерил бы рясу, но как выразился Старцев: «Сыграть нужно душевно и правдиво. Так, чтобы последняя деревенская дворняга поверила».

Трехпалый Бойко тоже не годился. Где пострадал священник? Неужто на фронте? Или по пьяни куда руку сунул? В общем, не нужны были в этом деле лишние подозрения и вопросы.

Остальные относительно опытные сыскари: Баранец, Горшеня, Ким — не подходили по возрасту. Самому старшему из них недавно исполнилось двадцать восемь, а сыграть требовалось как минимум сорокалетнего.

Оставалась последняя кандидатура — Васильков. Его возраст хоть и был далек от сорока, но все остальные требования подходили идеально.

* * *

Разрешение Урусова на всякого рода фантазии открывало перед Старцевым широкий простор. Первым делом он спустился в подвал, где по соседству с тиром размещался склад вещдоков. Это было бесконечно длинное помещение с рядами одинаковых деревянных стеллажей, отчасти напоминавшее камеру хранения Казанского вокзала.

Там Иван пробыл минут сорок, после чего припер в отдел подрясник, рясу, клобук, панагию, невероятной красоты наперсный крест и несколько икон в шикарных золотых окладах. Все это добро только что было взято им под расписку у начальника склада.

— Вот, надевай, — велел он Василькову, выкладывая «трофеи» на стол.

— Ну как же так?.. Да я ж это, никогда… Я и в Бога-то не верую и ни одной молитвы не знаю… — жалобно противился Васильков.

— Давай-давай, — поторапливал его Иван.

— Я даже не знаю, как все это и надевать-то.

— Для начала нужно раздеться, — едва сдерживая смех, начали советовать товарищи, — снять с себя все мирское.

— Отставить шуточки! — шикнул на них Старцев. — Лучше помогите человеку.

Кое-как дело сделалось. Минут через десять бравый майор превратился в священнослужителя. Ким и Горшеня притащили из вестибюля большое зеркало, установили его у стенки. Васильков крутился перед ним, неловко одергивая непривычную для себя одежку, вздыхал, поднимал то одну ногу, то другую…

— По-моему, неплохо, — отступив назад, оценил Иван.

— Чего ж «неплохо»? Совсем не похож!

— Что тебе не нравится? Высок, статен, голос поставленный, говоришь складно.

— А волосы? А усы? А борода? Я же не поп, а этот… как его?

— Расстрига, — подсказал Бойко.

— Точно — расстрига!

Старцеву пришлось согласиться:

— Да, с этим надо что-то делать…

* * *

Александр Васильков попал на фронт едва ли не с первого дня Великой Отечественной. Ввиду того, что в сороковом году он успел окончить Московский геологоразведочный институт, в райвоенкомате ему вручили мешковатую полевую форму с кубарями младшего лейтенанта в петлицах и направили на передовую в должности командира взвода.

В части времени на раскачку никто не дал — сразу же представили ротному и дали поредевший взвод испуганных и смертельно уставших солдат. Уже на третий день остатки стрелкового полка оказались в окружении. Пришлось с боями, неся тяжелейшие потери, прорываться к своим.

Отступая на восток, Александр привыкал к тяготам и лишениям, а также учился военному делу. Ему, выпускнику гражданского вуза, этих знаний и навыков чертовски не хватало. Правда, бывший геолог оказался понятливым и прилежным учеником. Сообразительность, наблюдательность, отличная память, профессиональное владение картографией и неплохая физическая подготовка позволили ему довольно быстро превратиться в настоящего кадрового офицера.