Он открыл глаза и понял, что так вкусно пахнет в его доме. И что давно уже здесь ничем столь аппетитным не пахло. И еще одно странное чувство охватило его, когда он подумал вдруг, что когда-то, до него, здесь жил другой человек, построивший этот дом. Его друг, Дима, тоже, вероятно, мечтавший о том, чтобы здесь жила женщина. И он думал, что со временем у него образуется семья, появятся дети, все они станут собираться за круглым столом и Димина жена будет разливать по тарелкам борщ. Такая простенькая картинка, о которой втайне мечтают большинство нормальных мужчин. Но мечте этой не суждено было сбыться.

И почему он вспомнил сейчас о Диме?

— Нина? — позвал он ее, чтобы очередной раз удостовериться: она — не призрак, а живая женщина и именно она приготовила что-то вкусное, чей аромат распространяется по всему дому.

Потом он понял, что она, вероятно, его не слышит, потому что из кухни доносились звуки работающего телевизора. Он и сам всегда включал телевизор, готовя еду или просто находясь в кухне. Телевизор — это фон, это звуки внешней, далекой жизни, которую он оставил, чтобы пожить в тишине. Вот такой парадокс.

Судя по тому, что полено, которое он недавно подложил в камин, еще полыхало, проспал он не так уж и долго. Он подбросил в огонь еще пару толстых крепких поленьев и, размявшись немного, отправился в кухню.

Нина, какая-то присмиревшая, тихая, как и ее кроткое имя, поджаривала на сковородке котлеты.

— А… Привет! Я нашла мясорубку и разморозила мясо. Ты котлеты любишь? — Улыбка ее была грустной. Как у человека, который изо всех сил старается не подавать виду, что его мучает печаль или тоска.

— Да, очень люблю.

— Тогда садись обедать. Суп твой доедим, ты не против?

— Нет.

Она ухаживала за ним так, словно была его девушкой. Нежно, разве что не целовала его в макушку. И ему было так приятно, что он заставил себя хотя бы на время обеда забыть о том, насколько эта девушка необычна.

— Ты любишь смотреть телевизор? — спросил он.

— Да, я вообще люблю телевидение, кино, театр. Но в основном — фильмы. Могу часами, сутками валяться на диване перед телевизором, и мне это не надоедает. Вот такая я.

— А друзья у тебя есть?

— Конечно, есть.

— И никто не знает, что ты здесь?

— Нет. Зачем бы я так подставила тебя?

— Но тебя ведь ищут, должно быть.

— Кто-то, может, и ищет, но это не смертельно. Главное, что меня не найдут. Ведь никому в голову не придет искать меня в лесу, в домике композитора Родионова! Тем более что у нас нет общих знакомых, нас никто и никогда не видел вместе. Да и к тебе, я вижу, никто не приезжает.

— Ко мне может приехать мой продюсер, Рубин. А вместе с ним вполне способен заявиться и режиссер фильма, к которому мне предложили написать музыку.

— Я спрячусь. Хоть в кладовку, и буду сидеть там тихо, как мышка. Обещаю!

— Послушай… — Он смотрел, как она убирает пустую тарелку из-под супа и ставит перед ним чистую, предлагая ему попробовать горячих котлет. — А тебе не приходило в голову, что у меня может быть женщина?

— Ты же ясно сказал в своем интервью, что живешь один, что тебе просто необходимо побыть одному. И никакой пассии у тебя нет.

Вот в этом она не солгала. Он действительно так сказал. И это было его ошибкой. В случае, если он видит перед собой элементарную поклонницу, фанатку, такое его высказывание могло лишь раздразнить эту молодую эмоциональную публику. Мол, я один, приезжайте, девочки!

Котлеты были восхитительными!

— Нина, ты прекрасно готовишь. Пожалуй, я взял бы тебя к себе поварихой.

— Да ты меня уже взял, — заметила она. — Но я рада, что тебе понравилось. Знаешь, я еще хорошо пеку пироги. И знаю великое множество различных рецептов. Другое дело, что ты можешь не захотеть набирать столько калорий. А если все же захочешь — получишь море удовольствия.

Он слушал ее, смотрел на нее и понимал, что она нравится ему все больше и больше. Отчего-то ему захотелось ее обнять. Потом появилась абсолютно шальная мысль — усадить ее к себе на колени и поцеловать. Как-то успокоить. Наговорить ей на ухо разных милых слов, подбодрить ее, сказать, что мачеха ее — просто опасная наглая тетка и это ничего, что Нина ее укокошила. Но, с другой стороны, она же убила женщину!

— Скажи, где… труп твоей мачехи?

— На той квартире, где она жила вместе со своим хахалем.

— А фамилия ее?

— Она взяла фамилию моего отца, выйдя за него замуж, поэтому ее фамилия — Вощинина, как и у меня.

— Зовут ее как?

— Ну у тебя и память! Маргарита.

— Но разве твоя фамилия тебе досталась не от мужа?

— Нет, я оставила девичью, вступив с Вадимом в брак.

— А как его фамилия?

— Борисов.

Герман мысленно уже звонил Рубину с просьбой выяснить: кто они все такие и что слышно о Маргарите Вощининой и Вадиме Борисове? И где, при каких обстоятельствах обнаружили их трупы? Интересной, наверное, была бы реакция Льва на подобную просьбу! Он непременно спросил бы: и в какое такое дерьмо ты, друг мой, вляпался?

— Знаешь, здесь так хорошо, — сказала Нина, разливая чай по чашкам. — Тихо, спокойно, и мне тут так… уютно. Вот только снег. Его так много, завалил все вокруг! Сад, дорожки, замел ворота, я не говорю уже о гараже. Здорово, что ты такой запасливый. Я заглянула в кладовку — там много разных консервов. Это уже хорошо. Хотя бы с голоду не умрем. А то представляешь: у нас целая куча денег, но нет еды! А как здесь с водой?

— Вообще-то, может, ты заметила, в кладовке стоят баллоны с покупной водой и с родниковой. Еще здесь есть колодец, но я редко пользуюсь водой из него.

— А куры? — Она посмотрела на Германа как-то странно, и он вдруг вспомнил, что забыл отпереть курятник и не покормил их! Он так увлекся своими размышлениями о том, опасно ли жить под одной крышей с убийцей, что позабыл о своих курочках.

— Нина… Я забыл!

Он вскочил, чтобы тотчас броситься вон из дома, в курятник, но Нина его остановила:

— Не переживай. Я надела твои валенки, взяла чайник с теплой водой и пошла, проваливаясь в снег по самые уши, в курятник. Еле-еле открыла калитку, потом расчистила немного снег под дверью, вошла туда. Знаешь, они все живы, в курятнике не так уж и холодно. Я налила им теплой воды, подсыпала кукурузы, зерна, семечек. Еще покрошила вчерашний хлеб. Думаю, у них все хорошо. И, конечно, я их не выпустила на мороз.

— Нина, ты умница!

— Да просто я понимаю твое состояние. Ты выбит из привычной колеи, из привычного ритма жизни. И в голове твоей вертятся совершенно другие мысли. Ведь ты же никак не можешь успокоиться из-за меня! У тебя уже крыша едет оттого, что ты никак не можешь решить — оставить меня в своем доме или отправить в психушку? Но теперь-то тебе уже просто придется терпеть мое присутствие — смотри, какой снегопад начался! Мы теперь окажемся надолго заперты здесь. Вдвоем.