Даже теперь каждый из нас продолжал притворяться крепко спящим. Мы надолго замерли — я чувствовал ее грудь в непосредственной близости от своей, она ощущала мой член чуть пониже своего пупка. Я рассматривал ее маленькое ухо и опасно мягкий край волос, она уставилась мне в шею. Притворяясь спящими, мы думали об одном и том же. Я представлял, как запускаю пальцы ей под юбку, она — как расстегивает мою ширинку и обхватывает рукой теплый гладкий член. Это были удивительные ощущения. Она думала о моем члене. Мне стало казаться, что мой член, о котором думает она, вовсе не мой член, а член постороннего мужчины. Но член-то был мой. Я думал о крохотных трусиках под ее юбкой и упрятанном в них влагалище. Может, она ощущала свое влагалище так же, как я свой член, о котором думала она. А может, девушки испытывают к своим влагалищам совершенно иные чувства, чем мы к своим членам. Я не очень-то разбираюсь в таких вещах.

Тем не менее после долгого колебания я не запустил руку ей под юбку, а она не расстегнула мою ширинку. В ту минуту это воздержание казалось отвратительно противоестественным, но думаю, так было лучше. Мне казалось, что если мы разовьем ситуацию, то неминуемо окажемся в лабиринте безвыходных чувств. Это мое ощущение передалось и ей.

Так мы пролежали минут тридцать, а когда утренние лучи осветили каждый уголок комнаты, разняли тела и уснули. Но даже после того как она отодвинулась, я продолжал ощущать ее запах.

С тех пор мы ни разу не виделись. Я снял квартиру в пригороде и отдалился от странной компании. Говоря «странной», я имею в виду свое восприятие — им самим никогда не пришло бы в голову считать себя странными. Пожалуй, на их взгляд, куда более странным выглядел я сам.

С приятелем, любезно приютившим меня в своем доме, мы впоследствии виделись пару раз и наверняка говорили о ней, но что именно, я уже не помню.

Видимо, все то же, что и раньше. После университета он вернулся в Кансай, и мы больше не встречались. С тех пор минуло двенадцать или тринадцать лет, и на соответствующее количество лет я повзрослел.

Одно из преимуществ возраста в том, что объектов, вызывающих любопытство, становится все меньше, и я все реже общаюсь со странными типами. Порой я неожиданно вспоминаю встреченных ранее людей, но они уже не вызывают у меня эмоций — словно зацепившийся за кромку памяти обрывок пейзажа, — я не чувствую по отношению к ним ни ностальгии, ни даже отвращения.

Между тем несколько лет назад при неожиданных обстоятельствах я случайно познакомился с ее мужем. Он оказался моим ровесником, директором одной из звукозаписывающих компаний. Высокий, спокойный, довольно приятный парень. Волосы подстрижены ровно, как трава на стадионе. Когда деловая часть нашей встречи закончилась, он произнес:

— Жена сказала, что раньше вы были знакомы, господин Мураками.

Он назвал ее девичью фамилию. Я не сразу связал с ней это имя, но когда он назвал университет и упомянул фортепиано, я наконец понял, что речь идет о ней.

— Помню, — ответил я.

Так я узнал о ее дальнейшей судьбе.

— Она увидела вашу фотографию в журнале, господин Мураками, и сразу узнала. Жена с ностальгией вспоминает то время.

— Я тоже, — ответил я.

На самом деле я не ожидал, что она меня помнит, и испытал не столько ностальгию, сколько некоторое удивление. Мы ведь были знакомы всего ничего, к тому же едва ли перекинулись парой фраз. Мысль о том, что мой давний образ хранится там, где я и не предполагал, навеяла странное ощущение. Прихлебывая кофе, я вспоминал ее мягкую грудь, запах волос и свой твердеющий член.

— Она была яркой личностью, — сказал я. — Как она?

— Да так, неплохо, в общем-то, — ответил он с видимым усилием.

— Она что, больна? — спросил я.

— Да нет, физически, в общем-то, не больна, просто был период, несколько лет, когда ее нельзя было назвать здоровой.

Я не знал, уместны ли дальнейшие расспросы, и отделался невнятным кивком. К тому же, по правде говоря, меня не так уж интересовала ее судьба.

— Вряд ли вы что-то поняли из моего объяснения, — улыбнулся он. — Есть вещи, о которых сложно говорить связно. Сейчас ей гораздо лучше. Во всяком случае, по сравнению с тем, что было раньше.

Я допил кофе и после недолгого колебания решил разузнать, что с ней случилось:

— Прошу прощения, если лезу не в свое дело, но что с ней все-таки произошло? Из ваших слов я понял, что с ней что-то не так.

Он достал из кармана брюк красную пачку «Мальборо» и закурил. Как у курильщика со стажем, ногти на указательном и среднем пальцах его правой руки отдавали желтизной. Некоторое время он рассматривал кончики пальцев.

— Не стесняйтесь, — ответил он, — в принципе, я ни от кого не скрываю, к тому же все не так плохо. Обычный несчастный случай. Но может, поговорим в другом месте? Пожалуй, так будет лучше.

Мы покинули кафе, прогулялись по сумеречному городу и зашли в небольшой бар у метро. Похоже, он был здесь частым гостем — присев у стойки, с привычным видом велел принести большой виски со льдом и бутылочку «Перье». Я заказал пиво. Он вылил на лед немного «Перье», слегка помешал и одним глотком осушил полбокала. Я, едва пригубив пиво, в ожидании рассказа наблюдал, как оседает пена в бокале. Подождав, пока виски спустится по пищеводу и уляжется в желудке, он начал рассказ.

— Мы женаты десять лет. Познакомились на лыжном курорте. Я тогда второй год работал в этой фирме, а она недавно окончила университет и болталась без дела, изредка подрабатывая игрой на фортепиано в ресторане на Акасаке. Короче, мы поженились. Со свадьбой не возникло проблем — обе семьи дали согласие на брак. Она очень красива, я был от нее без ума. В общем, обычная история.

Он закурил, я сделал глоток пива.

— Обычный скучный брак. Но меня все устраивало. Я знал, что до свадьбы у нее было несколько парней, однако для меня это не имело особого значения. Я реалист, и пока досадные обстоятельства прошлого не наносят реального вреда, мне нет до них никакого дела. Я считаю, что жизнь в принципе скучная штука. Так думаю я, но не она. Короче, начались ссоры. Конечно, я ее понимал — молодая, красивая, полная энергии. Она привыкла многое требовать и получать. Но то, что мог дать ей я, было сильно ограничено и в качестве, и в количестве.

Он заказал еще виски со льдом. Мой бокал был полон наполовину.

— На третий год после свадьбы у нас родился ребенок. Девочка. Настоящая красавица, и это я говорю не потому, что она моя дочь. Сейчас училась бы в младшей школе, если бы была жива.

— Она умерла? — спросил я.

— Да, — ответил он, — умерла на пятом месяце жизни. Несчастный случай, такое часто случается. Младенец повернулся во сне, одеяло упало на лицо, в результате он задохнулся и умер. Никто не виноват. Просто несчастный случай. Наверное, если бы повезло, этого можно было избежать. Но нам не повезло. Винить никого нельзя. Нашлись те, кто обвинил ее в том, что она оставила ребенка одного и ушла за покупками, — она и сама себя в этом винила. Но это судьба. Уверен, окажись вы или я в такой же ситуации, сиди кто-то из нас с ребенком, вероятность несчастного случая была бы одинаковой. Вы так не считаете?