— Кто бы он ни был, Лялька со своими тремя тысячами его не интересовала, — отчеканила она.

— А все-таки?

— Он работает в рекламном агентстве. Организовывает презентации, фестивали и прочие мероприятия под спонсорство. Словом, сводит спонсоров и нуждающихся в них людей. Вполне законно, между прочим. Он за неделю больше зарабатывает, так что убивать за две с половиной тысячи не стал бы.

— За три.

— Взяли-то только две с половиной.

— Чувствую, что общение с Харитоновым прошло очень конструктивно. А почему вы чай не пьете? — Он вдруг улыбнулся и взял из вазочки шоколадную конфету.

— Что-то расхотелось, — буркнула Алена. Милашкой он ей больше не казался.

— Тогда давайте поговорим о Геннадии Харитонове.

— Да что о нем говорить, — она совсем скисла. — Я и так уже всех с потрохами сдала.

— Странное у вас отношение к милиции. Можно подумать, вы полжизни за решеткой провели. Между прочим, со мной даже рецидивисты откровеннее держатся. — Взгляд его просто лучился доброжелательностью.

— Не сомневаюсь. — Ей было не до его взглядов. Она уже видела разъяренную физиономию Бунина.

— Ну хорошо, — Терещенко встал и развел руками, будто бы извиняясь за причиненные неудобства, — не стану вам больше надоедать.

Алена поспешила проводить его в прихожую. Там он еще раз обернулся:

— Если все-таки придет что-нибудь в голову, позвоните. — Он покопался в нагрудном кармане пиджака и, выудив из него визитку, вручил ей. — Кстати, не знаете, почему вдруг Ольга Харитонова заинтересовалась «семейным» разделом вашего журнала?

— Понятия не имею. Должен же человек чем-нибудь интересоваться. Может, она надеялась Генку перевоспитать…

— А в журнале «Оберег» рассказывают, как это сделать? — усмехнулся Терещенко.

— Да есть у нас одна деятельница — посмотрит мелодраму какую-нибудь, потом сюжет перекатает, сделает поправки на нашу действительность и выдает за письмо читательницы. Чего только не переписывала уже — она у нас любительница видео. Даже «Красотку» умудрилась втиснуть в свою колонку. Кто не знает, почему-то принимают за чистую монету, мол, чего в жизни не бывает.

— Вот как, значит, журналисты работают.

— Не все, конечно. — Она нахмурилась и решительно открыла дверь. — Идите ради бога, а то я себя уже сексотом чувствую.

В многочисленных коридорах студии «Мосфильм» было, как всегда, полутемно, холодно и пустынно. Творчеством тут уже лет десять не пахло, а пахло сыростью, грязными плевательницами, забитыми представляющими уже антикварную ценность окурками, пыльными лестницами и еще какой-то дрянью. Алена шла по одному из таких длинных коридоров, ежась от затхлой сырости. Неуютно здесь было. Гулкий стук ее каблуков разлетался во все стороны, разбиваясь о грязно-зеленые стены и оседая на грязном полу. Она не любила «Мосфильм», находя это скопище беспорядочно соединенных между собой зданий самым ужасным строением в городе. Проще всего здесь было заблудиться, отыскать же нужный кабинет без навыков следопыта или не имея разряда по спортивному ориентированию совершенно невозможно.

С каждым посещением студии она все больше утверждалась во мнении — архитектор, который это построил, либо изначально был импрессионистом, либо, никакого отношения к модернизму не имея, сошел с ума уже во время грандиозного строительства. Нормальный человек такого здания сотворить не мог бы. И дело тут не в отношении к импрессионизму как направлению в искусстве (Алена, кстати, очень любила и Моне, и Дега, и даже Пикассо), но всему же есть предел! По ее разумению, люди должны жить и работать в удобных зданиях, где просто найти вход и выход, где третий этаж в одном подъезде не соответствует пятому в другом, и когда заходишь в лифт, то точно знаешь, что попадешь на пятый этаж, нажав соответствующую кнопку, а не на четвертый или седьмой, как на «Мосфильме».

Кроме странной планировки, здание это имело еще одну неприятную особенность — каждого, кто сюда заходил, охватывало чувство, что он попал в далекое постядерное будущее, когда из всех существ, живших некогда на планете, остались лишь тараканы. Тут Алена всякий раз задавалась одним и тем же вопросом: как в таком сюрреалистическом кошмаре можно что-то творить, а тем более снимать кино. Правда, последние картины свидетельствовали о том, что снимали их именно на «Мосфильме» — до того они все были гадкими, безвкусными и по большей части жестокими.

Сейчас, как и всегда здесь, ей стало нестерпимо тоскливо и очень захотелось на улицу — к народу, к теплому ветру и шуршанию листвы. И тут в самом конце коридора она увидела стайку девушек. Именно стайку, не группку и не толпу. Девушки оживленно ворковали, их бодрые голоса разносились далеко за пределы видимости. Алена поспешила к ним, радуясь, что наконец-то избавлена от мучительного одиночества. Подойдя ближе, с удивлением обнаружила, что девушки сгрудились как раз у дверей студии «Степ», которая являлась конечным пунктом ее путешествия. Она едва успела поравняться с ними, как дверь отворилась, и строгая дама холодным голосом, который Алена тут же узнала, приказала:

— Заходите.

Все стали просачиваться в кабинет, и вскоре Алена осталась одна в коридоре. Дама лет сорока с удивительно молодым, но беспристрастно холодным голосом требовательно оглядела ее поверх модных очков в тонкой золотой оправе и осведомилась:

— А для вас особое приглашение требуется?

Алена пожала плечами, но решила не сопротивляться. К тому же, как ей подсказала интуиция, в этом случае сопротивление было абсолютно бессмысленным.

В небольшом помещении расселись кто где смог. Алене достался валик большого кожаного кресла. Там она и притулилась, держась скромно и ненавязчиво. Девушки тихо переговаривались между собой, кое-где даже раздавались приглушенные смешки. Но в общем чувствовалась некая деловая сосредоточенность. Минут через пять из смежной комнаты вышел долговязый парень болезненного вида. Он оглядел собравшихся строгим, расфокусированным из-за легкого косоглазия взглядом и неожиданно тепло улыбнулся.

Получилось эффектно, как у конферансье перед началом концерта. Все тут же облегченно вздохнули и слегка расслабились.

— Очень хорошо, — одобрительно кивнул парень, потирая свою аллергически-красную щеку. — Мы с вами уже знакомы. Все вы прошли отборочный конкурс и знаете, что нам предстоит тяжелая, изнурительная работа.

Проговорил он эту фразу довольно бодрым голосом, отчего Алене стало не по себе.

— Меня зовут Николай, — он слегка поклонился. — Для тех, кто забыл.

Девушки зашушукались, но этот процесс был сразу же подавлен. Николай поднял руку, призывая всех к вниманию:

— Значит, так. У нас серьезное дело, поэтому нам с вами нужна дисциплина, ответственный подход к репетициям и съемкам — с вашей стороны, ну а с моей — все остальное. Я, как вы помните, режиссер. Теперь о нашей съемочной группе. Саша, Марина! — позвал он, обернувшись к дверям смежной комнаты.