Глеб и в самом деле был потрясен. Он даже вспомнил о том, что в Греции некогда проводились так называемые Каллипигийские игры. Участницы этих, наверное, самых захватывающих соревнований в истории состязались между собой в сугубо женских разрядах: идеальный бюст, лучшие ноги, самое красивое лицо и так далее. Собственно, само название этот древнейший конкурс красоты унаследовал от греческого слова καλλίπυγη – «каллипиги», являвшегося по сути комплиментом самой подвижной из женских прелестей, расположенных ниже талии. Стольцев еще раз украдкой посмотрел на мало что оставлявшее воображению коктейльное платье.

«Да, родись Марина двумя с половиной тысячами лет раньше и двумя тысячами километров юго-западнее, имела бы все шансы на победу как минимум в двух номинациях. Нет, пожалуй, даже в трех…», – рассудил Глеб, провожая взглядом хозяйку, отправившуюся на кухню за чаем.

Бестужева вернулась с подносом, уставленным посудой, и прошла в кабинет первой. Глеб проследовал за ней. Он устроился в том же уютном кресле, к которому уже успел привыкнуть за время предыдущих сеансов. Рабочий стол был завален книгами чуть ли не до потолка, поэтому Марина выдвинула стул и села напротив. Она положила ногу на ногу, одернула платье и в довершение для верности прикрылась ноутбуком. Глеб не мог оторвать глаз. Бывает же в мире полная гармония!

Марина украдкой бросила взгляд на часы и приступила к делу, как обычно, сперва поинтересовавшись новостями.

– Ну, что скажете? Вам удается избегать чужих видений?

– Пока лучше всего удается избегать рукопожатий.

– Да уж, не здороваться – дело нехитрое, – с беззлобной иронией сказала Марина.

Затем Бестужева попросила Стольцева описать эмоции, которые он испытывает во время видений. Было слышно, как быстро застучали ее тонкие пальцы по клавишам. При этом Марина не отрывала глаз от пациента. Глеб не без зависти прислушался к этим пулеметным очередям: печатать вслепую, да еще с такой скоростью он так и не научился, хотя и сам был homo scriptor – «человеком пишущим» – и имел за плечами кандидатскую, а также кучу других научных работ, набитых собственноручно, уж не говоря о сотнях страниц пока незаконченной книги.

Глеб попытался описать изменения, происходящие в его ощущениях:

– В самом начале это был страх. Животный страх. А теперь это скорее больше похоже на любопытство.

– Но это же превосходно! Можно считать, что мы добились первых результатов.

Ему отчаянно не хотелось, чтобы их общение строилось исключительно по принципу «врач – пациент». Как бы сделать так, чтобы эта красотка видела в нем не только больного? Женщинам вроде бы нравится, когда мужчина обнажает свои слабости и страхи, а женщинам-психологам, наверное, и подавно. Ну что ж, попробуем не на шутку обнажиться. И он заговорил самым сокрушенным и убитым из всех своих возможных тембров.

– Марина, скажите мне честно, я смогу научиться с этим жить? У меня есть шанс не потерять рассудок?

«Главное тут – не пережать», – сам себя предостерег Глеб.

Бестужева отложила ноутбук и ободряюще улыбнулась.

– Ну-ну, Глеб, поменьше трагизма. Я сделаю все, что смогу. Хотя легкой жизни обещать не стану. Буду с вами откровенной. С точки зрения психологии подобные способности – это палка о двух концах. Как говорится, есть две новости: хорошая и плохая. С какой начать?

– Как водится, с плохой.

– Извольте. Нужно с самого начала понимать, что за свою необычность вам придется регулярно расплачиваться.

– Каким образом?

– Только представьте, сколько всего нелицеприятного вам предстоит узнать о других людях и об их отношении к вам. Об их истинном отношении. И представьте, как неуютно будет окружающим от того, что любые их самые потаенные, самые сокровенные помыслы могут быть для вас совершенно прозрачны. Ну а женщины, Глеб? Подумайте о них.

«А я-то сейчас чем занимаюсь?» – мелькнуло в голове у Глеба. Однако вслух он произнес совсем другие слова. Слегка растерянным и в меру удивленным тоном он переспросил:

– О женщинах? А что я должен о них думать?

– Ну, хотя бы та, что осмелится быть с вами рядом? Каково ей будет знать, что вы как рентгеном сканируете ее мысли и чувства? – Марина перешла на шутливый тон. – А пресловутые женские секреты? От вас же теперь ничего не утаишь! Даже и не знаю, где вы найдете себе такую женщину-камикадзе…

А ведь она права. Об этой стороне своего дара Глеб совсем не подумал. Да, пока все как-то грустно.

– Ну а хорошая новость?

– Подумайте сами: судьба наградила вас редчайшим талантом, и он может сослужить хорошую службу и вам лично, и окружающим. Надо только придумать, как им правильно распорядиться.

– Вот именно. Как? Как же я это сделаю… один?

Марина слегка прищурилась, улыбнулась не самой естественной улыбкой и снова взяла ноутбук.

– Именно этому мы и будем учиться, – деловито ответила она.

Черт, все-таки пережал! И тут Глеб метнул козырную карту:

– А знаете, вы были абсолютно правы. Моими способностями уже заинтересовались.

– Серьезно? Так быстро? И кто же?

– Представьте, милиция.

– Надеюсь, вам ничего не грозит? – В голосе Бестужевой звучало искреннее беспокойство.

– Нет, что вы. Заинтересовались в другом смысле. Меня попросили помочь раскрыть весьма мрачную цепь преступлений.

Марина не могла скрыть удивления и снова отложила ноутбук.

– Правда? Расскажите.

Ее интонация была почти умоляющей, а прекрасные глаза распахнулись настолько, что у Глеба на мгновение перехватило дыхание.

– О, я вижу, вы поклонница детективов?

– Не то слово.

«Этим надо воспользоваться», – подумал Глеб и в красках, хотя и с небольшими купюрами изложил последние события. Марина с огромным вниманием слушала и смотрела на него во все глаза, изредка перебивая уточняющими вопросами.

– Я мог бы держать вас в курсе событий, если хотите, – как бы невзначай пообещал Глеб.

– Еще бы!

Повисла пауза. Возвращаться к сеансу психотерапии, похоже, никому уже не хотелось. Марина на минуту задумалась, потом спросила:

– А знаете что? Вы свободны сегодня вечером?

Он не сразу поверил своему счастью.

– Допустим, а что?

– Может, составите мне компанию? Вместе сходим на день рождения к моей подруге. Надеюсь, это немного поднимет настроение вам, а меня избавит от определенной неловкости. Там, видите ли, все будут парами…

– Вы и без?..

Глеб осекся. Он был поражен: «абсолютная гармония» еще и свободна! Клеопатра – и без Антония?!