– Без меня решили, – прошипел Церритус, отшвырнул в сторону девчонку и едва не сломал дверь в собственные покои, ударив по ней ногой.

Больше, чем Зелуса или того же Бенефециума, больше, чем Ашу и всякого, кто мог попасться под хмельную руку, Церритус ненавидел старшего ученика или служку Бенефециума – Мордуса. Если его младший напарник Кларус был едва приметен, то Мордус походил на чирей, вскакивал ни с того ни с сего на самом видном месте и красовался, исторгая гной. Давно бы его следовало окоротить на пару ладоней или хотя бы отдубасить в темном переулке, не из-за какой-то причины, а из-за наглого взгляда, но и тут вмешалась матушка. Остерегла и самому прикладываться, и посылать кого.

– С чего ты взяла, что я собираюсь его поучить почтительности? – обозлился Церритус. – И почему я должен себя останавливать? Кто он такой, чтобы вместо поклона ограничиваться кивком?

– А ты присмотрись к нему получше, – посоветовала мать. – К нему, потом к Аше, потом опять к нему. Они ж похожи, как бывают похожи большой и малый кувшины, снятые с одного гончарного круга.

– Что ты хочешь сказать? – не понял Церритус. – О каком круге ты говоришь? О моей тетушке Мемории? Так вроде бы Мордус на год младше Аши? Как это она умудрилась родить ребенка после Аши, чтобы никто не заметил? Вон, даже мой отец удочерил ее! Чего же он Мордуса не усыновил?

– Сынок, – поскучнела почему-то мать. – Парню не нужно столько защиты, сколько требуется девушке. Но главное не в этом. Гончарный круг не сам горшки с себя сбрасывает, их горшечник снимает.

– Так кто же горшечник? – нахмурился Церритус. – Даже если работает он с разными гончарными кругами? Не хочешь ли ты сказать, что Аша и Мордус родня мне?

– Дурак, – плюнула тогда мать, – присмотрись к лицам Аши и Мордуса, да вспомни лицо Бенефециума. И подумай, что если отец твой удочерил Ашу, то что он сделает с тобой за Мордуса.

– Так что отцу с того же Бенефециума? – застыл тогда пораженный Церритус. – Чем он так ценен для Бэдгалдингира?

– Он угодник, – прошептала мать. – Настоящий угодник. Вроде тех, что пылали факелами на поле у Бараггала полторы тысячи лет назад. Сорок лет мы вместе с твоим отцом. Так вот, когда он взял меня в жены и привез сюда из Этуту, Бенефециум уже тогда был таким, как теперь. Попомни мои слова, если Анкида не сгорит в пламени, ты станешь древним стариком, а Бенефециум каким был, таким и останется.

…Замолчал Церритус. Проглотил тогда и ненависть, и злобу. И теперь, выбив дверь в свои палаты, точно так же стал глотать и ненависть, и злобу, поэтому, когда в дверной проем заглянул мальчишка Кларус и с поклоном сообщил, что отряд ожидает принца, Церритус был бодр и весел, и оставался бодр и весел до самого Ардууса. А потом его охватила тошнота.

Принц не узнал Ардуус. Не узнал в мрачных, засыпанных пеплом и наполненных ужасом улицах некогда веселую атерскую столицу. Над городом стоял запах паленой человечины и пролитой крови. Лед на главной площади был липким и красным. Казнями заправляла инквизиция, но подручным при инквизиторах оказался как раз Зелус, да еще один из отпрысков королевского дома Хонора – Алкус – крутился вокруг него. Страх сжал сердце Церритуса. Страх и стыд. Многое он мог предполагать, но такой судьбы, какая выпала двоюродному брату, желать не мог. Зелус, явно обезумевший, встретил появление приятеля радостным визгом, вытер окровавленные руки о зеленый балахон и бросился обнимать Церритуса, а когда был отстранен, стал взахлеб рассказывать об оказанной ему чести королем Пурусом, об изобретенных им, Зелусом, пытках, о том, что сжигание отступников лучше всего очищает их дух и что скоро Пурус будет коронован в императоры, и тогда Зелус поднимется, непременно поднимется и уж точно не забудет о своем друге Церритусе.

– Но главное в другом! – радостно шептал Зелус. – Игнис пойман. Хочешь посмотреть на его страдания? Его оставили на сладкое, будут убивать на коронации! Эх, жаль, двоюродная сестричка его пока не поймана, Процелла, но Пурус обещал мне ее отдать, обещал!

Церритус с трудом избавился от надоедливого родственника и отправился в ближайший трактир, где попытался упиться до потери памяти. Однако сделать это ему не удалось. Тиморский квач обжигал горло, но хмеля в голову не добавлял. Ардуус перестал быть городом, в котором можно было захмелеть от вина. Там, в трактире, его и нашла Аша. Нашла на третий день, потому как в отведенные ему в старом замке покои Церритус так и не явился. Аша вгляделась в лицо принца, не смущаясь потрогала щетину на его подбородке, потом усмехнулась:

– Не самый плохой способ встретить конец Ардууса.

– Есть способ хуже? – прохрипел Церритус. – Выходит, я прогадал? И почему Ардуус должен закончиться?

– Все когда-то заканчивается, – хихикнула мерзкая Аша. – Когда ты видишь дряхлого старика, ты же не удивляешься мысли, что он скоро умрет? С городами так же. Этот Ардуус вот-вот испустит дух.

– Что-то я не заметил дряхлости в его лице, – скривился Церритус.

– Дряхлость в сердце страшнее дряхлости в лице, – проговорила Аша. – Но не волнуйся, закончится старый Ардуус, начнется новый.

– Когда церемония твоего сочетания с… – сплюнул Церритус.

– Обряд произведен без тебя, – пожала она плечами. – Болус, правда, был пьян, да и теперь пьян, так что ничего не помнит. Но все закреплено в свитках и кодексах. За тебя отстоял службу Кларус.

– Разве он вельможа? – удивился Церритус.

– Был вельможей, – вздохнула Аша. – Нечистым, но был. Думаешь, только Бенефециум баловался с вельможными дамами? Отец Зелуса тоже не упускал простолюдинок. Только ты Зелусу об этом не говори.

– Почему? – не понял Церритус. – Почему Кларус был вельможей? И почему не говорить Зелусу?

– Кларус попытался подкупить охрану, чтобы освободить Игниса, – прошептала Аша, блеснув ненавистью во взгляде. – Его взяли с поличным и тут же отправили на эшафот. Зелус убил его.

– Собственного брата, – замер Церритус. – И вы не спасли его?

– Не успели, – скрипнула зубами Аша, но тут же улыбнулась. – Да и зачем? Неужели ты разглядел во мне добродетель? Не ее ли ты искал, когда пытался сдернуть с меня платье лет пять назад?

– Ты собралась мне мстить? – поморщился Церритус. – Я же не добрался до твоей плоти.

– Только потому и жив, – покачала она головой.

– И все-таки Зелусу надо сказать, – вдруг улыбнулся Церритус.

– Зачем же? – спросила Аша.

– Нехорошо убивать братьев, – прошептал Церритус.

– Неужели? – подняла брови Аша. – Отчего же тогда всякий раз, когда ты смотришь на своего братца Тутуса, кровь закипает у тебя в глазах?

– Да ты… – попробовал встать Церритус, но не смог. Вино, которое не могло нагнать хмеля в голову, полнило ноги.

– Молчи, – поскучнела Аша. – Скоро коронация. Осталось несколько дней. Ты будешь стоять на коронационной площадке вместе со знатью. Сейчас слуги возьмут тебя, отнесут в замок и эти несколько дней будут отмачивать в воде, умащивать мазями, приводить в чувство.