Под те же звуки быта большой семьи — от телевизора до детского смеха.

Его забавляло, как дергается и сжимается Аля, когда раздаются шаги рядом с лестницей. Он посмеивался в этот момент и делал что-нибудь такое своими невероятно ловкими пальцами, что она, не сдержавшись, стонала в голос.

И, словно наказывая ее за это, он накрывал ее рот ладонью, ставил на четвереньки и быстро и яростно трахал до искр из глаз, до криков, которые она гасила, впиваясь зубами в его горячую смуглую кожу.

Он требовал, чтобы она продолжала делать маски и мазаться своими бальзамами и пенками. Приводил ее в ванную, кивал на расставленные баночки и флаконы, сам выбирал то, что ему больше нравилось по запаху. Аля скидывала халат, устраивалась на краю кровати и втирала масло в зудящую после утреннего жесткого умывания кожу, гладила ее кончиками пальцев, размазывая по внутренней стороне бедер белое молочко под взглядом черных огненных глаз, добавляла те запахи, что выбрал Хесус. Пока он наблюдал за ней, член у него стоял колом, и Аля иногда сама выгибалась, чтобы слизнуть с него выступившую каплю. Но он не давал ей закончить — наоборот, сам вылизывал самые сладкие ее места, восхищенно и с упоением.

Вечером он уходил на несколько часов, и она ждала его голая, с раздвинутыми ногами, иногда лаская себя от скуки. Больше не хотела никуда ехать, потеряв интерес ко всем пирамидам и водопадам разом. Вообще как-то отупев — включила пару раз ноутбук, чтобы заняться работой, но черные строчки на белом экране имели для нее не больше смысла, чем причудливые значки на календаре майя. Аля убрала в чемодан ноут и больше не доставала, предпочитая часами бездумно пялиться в потолок спальни.

Возвращался Хесус пьяным и сразу набрасывался на Алю, сливая ей в рот накопленную сперму из разбухшего члена. Потом долго трахал во всех позах подряд, раскрывая ей секрет за секретом. У нее было не так уж мало любовников, но по сравнению с этим двадцатилетним мальчишкой они все были неуклюжими неумехами. За эту неделю она узнала о сексе больше, чем за всю предыдущую жизнь.

Он был неугомонным и ненасытным, каким можно быть лишь в двадцать. Когда она начала ныть, жалуясь на то, что он натер ей все внутри, он принес какой-то прохладный крем и сам намазал ее везде, где дотянулся, — а у него были длинные пальцы. Сразу после холодка пришло желанное облегчение.

Смазал заодно и задницу, растянул колечко мышц, погладил изнутри стенки, но Аля так напряженно лежала и терпела, не сопротивляясь, но и не наслаждаясь, что он быстро потерял интерес.

Почти все между ними происходило в молчании. Аля уверилась, что английский бесполезен, а Хесус даже не пытался говорить с ней по-испански. Кажется, он вообще был весьма молчалив.

Она иногда стонала, но из-за невероятной слышимости громко это делать было нельзя и приходилось утыкаться лицом в подушку.

Он только хрипел — редко, очень редко, только после того как кончал на излете марафона в пару часов и только когда Аля впивалась в его плечи ногтями и кончала вместе с ним.

Когда Хесус снимал футболку, Аля видела, как располосована его спина, — свидетельство ее несдержанности. Он обязательно подходил к зеркалу, чтобы полюбоваться на эти следы и еле заметно изгибал в улыбке всегда сжатые губы.

Ей же доставались лиловые засосы на тонкой коже шеи и груди, которые уже не поддавались никаким мазям и маскировались только плотным слоем тональника. Его вкус Хесусу не нравился, а вот сами засосы — очень. Он запрещал Але замазывать их и с удовольствием обводил пальцами, а потом оставлял еще парочку — на животе или внутренней стороне бедер.

* * *

Но прошли и эти дни.

Она не предупреждала его, а он мог бы спросить, когда она должна выезжать, у своего отца — ответственного за сдачу этой квартиры на Airbnb, но почему-то не сделал этого.

В последнюю ночь Аля не спала. Она упаковала почти все вещи накануне днем, оставалось только засунуть в рюкзак несколько флаконов из ванной. Хесус заснул рядом, положив руку ей на живот.

Она тихонько убрала ее, быстро оделась, последний раз взъерошила его волосы, неслышно спустила тяжелый чемодан по деревянной лестнице, ни разу не стукнув о ступеньки, и пошла по ночному Паленке к автобусной станции.

Одиннадцать часов на комфортабельном автобусе до тусовочной Плайи-дель-Кармен, неделя отдыха на Карибском море — и домой. Таков был план.

Он превратился в бегство.

Налегке Аля добиралась до автовокзала минут за пятнадцать, сейчас, с гремящим чемоданом на привязи, весящим килограмм тридцать, по разбитым или вовсе никогда не асфальтированным улицам, с горки на горку, мимо запертых на ночь отелей, спящих домов и едва светящихся аптек дошла за двадцать.

Чисто на адреналине.

В зале ожидания почти никого не было. В ночной тишине едва слышно, как комары, звенели тусклые лампы в магазинчике, где Аля купила бутылку кока-колы. Тикали часы над пустыми кассами, зевали у входа полицейские, лениво переговариваясь с таким же сонным таксистом.

Она хотела сразу попросить у них защиты, но задумалась. Откуда Хесусу знать, куда она делась? Могла заселиться в другой отель или заказать такси до аэропорта Паленке. Даже автовокзалов было два — Аля купила билет первого класса, а можно было уехать и в автобусе попроще за цену в три раза ниже. Если он будет искать ее, то наверняка сначала там.

Но все равно было страшновато, и Аля, вопреки разуму, только чтобы преодолеть этот страх, в наглую вышла покурить на улицу, подальше от освещенного зала. Стояла, ежась, под деревом, нашептывающим шелестом листьев что-то на незнакомом языке. Опять небось испанский. Или майянский, отчего бы деревьям его не знать. Шершавый дым смешивался с теплым ночным воздухом, нервы натягивались так сильно, что в конце концов катушку сорвало, и Аля физически почувствовала лопнувшее внутри напряжение — растекшееся горячим облегчением.

Ну и черт с ним. Черт, черт.

Никто не пришел.

Постепенно собирались другие пассажиры. Она так боялась опоздать, что прибежала за два с лишним часа до отбытия. Может быть, неразумно было оставлять Хесусу столько времени ее найти, а может, наоборот — ей бы не удалось сбежать, к утру он бы легче проснулся. Не угадаешь.

В кассе появилась заспанная девушка, и Аля подошла к ней с просьбой распечатать электронный билет. Та отмахнулась и что-то быстро стала объяснять по-испански. Аля понадеялась, что она говорит, что водитель примет и штрих-код с экрана телефона.

Но, увы, все оказалось не так.

Водитель тоже не говорил по-английски, к этому Аля привыкла, и кое-как, на пальцах, объяснил ей, что нужна именно бумажка. Надо было еще дома, в Москве, распечатать купленный билет, теперь уже никак.

До отбытия оставалось пять минут, другие пассажиры загружались в белый, похожий на океанский лайнер роскошный автобус. На горизонте постепенно светлело.