а два немецких батальона 7-го пехотного полка 28-й пехотной дивизии генерала артиллерии Йоханна Зиннхубера фланкирующим артогнём нанесли большие потери колонне прорывавшегося по дороге через небольшой лес 184-го стрелкового. Вечер окончился «хуже чем пирровой, победой наших». Также понесшие (хотя и значительно меньшие) потери оставившие предмостное укрепление немцы, измотанные этим и предыдущими более ранним натиском отдельных подразделений остатков 11-го мехкорпуса РККА, отошли к господствующей высоте севернее Немана.

Группа примерно в 50 человек, с которой был и комдив Сахнов, в ходе прошедшего боя было отрезана, и их судьба оставалась неизвестной, а несколько десятков оставшихся в живых бойцов и командиров 184-го, нёсших импровизированные носилки с раненым комполка, побрели искать себе ночлег на ночь на том берегу, куда они так стремились. Полк ныне, перестал существовать не только как организованная боевая единица, но и, фактически, весь полёг к концу недели боёв с немцами..

Хаос, потеря связи, противоречивые и невыполнимые приказы, действия люфтваффе, лучшая выучка немецких войск и твёрдое квалифицированное руководство германских командиров сделали своё дело. 56-я стрелковая дивизия практически полностью перестала существовать.

* * *

..Последние лучи заходящего солнца подарили им нечто, способное сойти за приятный глазу мираж. Своя авиация, которой они не видели уже который день, удивила.

Что-то, похожее на эрэс, летевший по изгибающейся траектории, воткнулось в первый немецкий истребитель из двух пар, очевидно возвращавшихся куда-то на север! Огненная вспышка с грохотом скрыла вражеский самолёт. Разваливающиеся на три части остатки которого секунду спустя камнем рухнул вниз..

Почти сразу подобная судьба постигла второй, третий и четвёртый остальные немецкие самолёты из состава JG27, с 25 июня базировавшейся на захваченном аэродроме в Вильнюсе. Всё произошло очень быстро, так, что немцы не успели ничего сделать, и похоже, понять, что их атаковали откуда — то сверху.

Далёкий, незнакомый гул усилился и… над районом Мостов сделали круг два стремительных остроносых самолёта, скорее всего, проконтролировавших места падения сбитых германцев.

—..Хорошо-то как. Новые машины какие-то… — Только и смог вымолвить, приподнявший слегка голову Павел Матвеевич Чугунов, через наспех наложенные повязки которого выступала кровь.

— Мало только видимо таких. Но уж больно быстры! Какой грохот от них… и без винтов. Ракетные сами какие-то… и эрэсами стреляют. Кто бы мог подумать, что такие у нас есть. Раз мало… наверное, потому и первый раз видим. Эх, как врезали! — согласился с комполка его заместитель.

Опустив голову на носилки, раненый командир полка замолчал, закрыв глаза. Желание получше разглядеть происходящее отняло последние силы.

А его слова были последними, что услышал от него Тихон Тихонович Илюхин.

Тишина, вместе с быстро накатывавшей ночной тьмой, быстро накрывавшая после окончившегося только что боя земли северо-запада советской Белоруссии, стала погребальным саваном командира полка, до конца выполнявшего приказ генерала Сахнова.

— Умер… — констатировал факт пару минут спустя заместитель Чугунова батальонный комиссар, понявший, что комполка уже не дышит.

23-летняя, с мая 1918 года служба Чугунова в рядах РККА подошла к своему концу — он отдал свою жизнь за Родину, увидев в крайние минуты жизни, что надежда жива, что ещё не всё потеряно..

Судьба полка, и, в целом дивизии, была достаточно типичной (кто — с ожесточением, кто — быстро опуская руки и сдаваясь в плен) для частей РККА, прорывавшихся на восток из «Белостокского мешка».

Смерть или плен… вот что ждало подавляющее число из них.

Особенно деморализующим для них было то, что сила удара немцев и моральная тяжесть отступления вглубь страны полностью противоречили той пропаганде, в которую они верили.

Как отмечали все немногие выжившие бойцы и младшие командиры РККА (из подвергшихся первому германскому удару частей на воссоединённой недавно со страной Западной частью Белоруссии) в прошлом пришельцев, чьи самолёты нежданно вместе с последними лучами солнца подарили луч надежды — до войны уровень накала «малой кровью, на вражеской территории» был просто ошеломляющим, запредельно высоким. Многие истово верили в возможность того, что слышали от командиров и политработников. Оттого и такой шокирующей оказалась реальность..

К счастью, со второй половины 27 июня монолит «повторения истории мира» покрывался трещинами всё больше с каждым часом. История уже начала корректироваться. И, главное в ней было то, что судьба упавших духом и потрясённых огромными потерями и отступлением многих бойцов и командиров РККА менялась в лучшую сторону.

* * *

Поздний вечер 27 июня 1941 (поздний вечер 24 апреля 2021) — за час до финала событий, описанных чуть выше. Лес на восточном берегу Днепра около Могилёва, 10 км северо-восточнее города. Временный КП Западного фронта.

Представитель ставки ГК ВС СССР маршал Советского Союза Ворошилов К.Е., маршал Советского Союза Шапошников Б.М., командующий Западный фронтом генерал армии Павлов Д.Г., начальник штаба Западного фронта генерал-майор Климовских В.Е., 1-й секретарь ЦК КП(б) Белоруссии Пономаренко П.К.

Прорыв у Мостов части 184-го полка 56-й дивизии генерал-майора Сахнова был, в общем-то очень типичен. И, хотя маршал Ворошилов пока этого не понимал и даже, разумеется, не знал о судьбе остатков 184-го, масштаб катастрофы он оценил, едва прибыв утром на временный КП. Западный фронт, как стало ясно к вечеру, был сотрясён до самого основания и разваливался. Будучи изначально дилетантом в военном деле, Климент Ефремович, тем не менее имел опыт двадцати лет службы в РККА и, несмотря на раздутый пропагандой некий собственный специфический и реальный авторитет гражданской, смог оценить масштаб катастрофы советских войск, плохо видимый из Москвы.

Для чего, собственно говоря, Сталин и послал его на Западный Фронт. — «Оценить и помочь на месте».

Вот и оценил. Да и помощи особой не вышло. Дела были просто швах. А германец повторял свои успехи двухгодовой и годовой давности с блицкригом в Европе. За неделю подойдя к Минску и одолев, по сути, треть расстояния от Ломжи на новой границе до Москвы!

Именно это помогло побороть недоверие. Хвататься за соломинку — очень типично для человека, стоящего на краю обрыва. Даже верить в чудо. И оно стояло перед ним в виде уверенного в себе бойца.

Ворошилов посмотрел за спину одетого в непривычную и очень богато выглядевшую, с множеством незнакомых и, очевидно, удобных элементов, форму бойца, обезоруженного и приведённого красноармейцами. Модный субчик — выплыло сравнение… такие же около автожира стоят — генерал Павлов припомнил название. Расслаблено, но самоуверенно, хотя на них нацелен пулемёт и рядом — дежурный взвод батальона охраны. Все прилетевшие — с автоматическим оружием. Держат непривычно, слегка наклонив стволы вниз..

Несколько минут назад, буквально голос с небес в виде речи из мощного динамика, установленного на