Летописец не ошибался, приводя описание могущества Венеции: «Далмация, Албания, Румыния, Греция, Трапезунд, Сирия, Армения, Египет, Кипр, Кандия, Апулия, Сицилия и другие страны и королевства были плодоносящими садами и гордыми замками нашего народа, в которых он находил для себя удовольствия, выгоду и безопасность… Венецианцы бороздили моря, и пересекали их во всех направлениях, и плавали во всех местах, где только текла вода, и покупали товары во всех странах, и свозили их в Венецию. И в Венецию приезжали северные германцы и баварцы, французы и ломбардцы, тосканцы и венгры и все люди, живущие торговлей, и развозили эти товары по своим странам».

Неудивительно поэтому (как позже отмечал один путешественник), что венецианцы гордились тем, что правят миром, а когда у венецианца рождался сын, говорили друг другу: «На свет народился еще один господин!»

И разве не справедливо было высказывание, гласящее, что Венеция является самым гордым городом на земле, благородным городом, который по праву является красивейшим в нашем веке. Для королей торговли, которым платил дань великолепный Восток, жизнь в том славном году, 1268-м от Рождества Христова, казалась справедливой и прекрасной. В тот год торговцы в своих огромных каменных домах, омываемых водами каналов, проверяли по счетным книгам, сколько у них накопилось мешков с гвоздикой, мускатным орехом и его шелухой, корицей и имбирем из Индии, шахмат из слоновой кости из Индокитая, серой амбры с Мадагаскара и мускуса с Тибета. В тот год продавцы драгоценных камней устанавливали цены на алмазы Голконды, рубины и ляпис-лазурь Бадах-шана и жемчуг Цейлона, а торговцы шелком складывали в подвалы рулоны шелка, муслина и парчи из Багдада и Йезда, Малабара и Китая. В тот год молодые кавалеры на Риальто (надушенные и разодетые, каждый из которых, подобно Антонию Шекспира, владел кораблем, направлявшимся сейчас в порт где-нибудь в Леванте) сталкивались локтями с представителями всех наций, слушали рассказы путешественников, побывавших во всех землях, и на рассвете плавали по каналам в гондолах (не черных, как в наши дни, а разноцветных и увешанных шелком), приветствуя утро своими песнями, а рыжеволосые венецианки, которых несколько столетий спустя так любил рисовать Тициан, сновали вверх и вниз по мраморным лестницам своих дворцов, облачившись в платья из персидской парчи и умастив свои маленькие ручки арабскими благовониями.

В тот год чиновник венецианской таможни по имени Мартино да Канале (как и Чосер вслед за ним) стал уделять больше времени не счетам, а составлению на прекрасном французском языке («ибо именно французский язык является самым изящным среди языков мира, приятен для чтения и для чего бы то ни было») хроники своего города. Эта хроника, подобно панихиде Ариэля, была посвящена морю и событиям, происходившим на море, и «его чувство было так велико, что он, казалось, сам растворился в элементах, которыми любовался». Однако в летописи Канале нет ничего похожего на шторма и громы «Одиссеи» — красивые слова сверкают в ней, словно солнечные блики на воде Средиземного моря, и постоянно, словно припев, повторяется фраза: «Погода была ясной и хорошей… и, когда они вышли в море, матросы поставили паруса, и корабли с распущенными парусами помчались по морю, обгоняя ветер», ибо значительная часть истории Венеции творилась на палубах кораблей. Это к тому же рассказ, исполненный гордости, поскольку Канале был (и прекрасно понимал это) гражданином отнюдь не захолустного города.

«Я хочу, — пишет он, — чтобы все и каждый узнали о трудах венецианцев, о том, кем они были, откуда пришли и кем стали и как они создали благородный город, называемый Венецией, который в наши дни является самым красивым в мире. И я хочу, чтобы те, кто живет сейчас, и те, кто придет позже, знали, как был построен этот благородный город, и как он наполнился богатством и роскошными вещами, и как могуч владыка венецианцев, благородный дож, и какие аристократы живут в нем, и какие удальцы эти венецианцы, и как они совершенны в своей вере в Иисуса Христа и в подчинении святой церкви, требования которой они свято соблюдают. В этой благородной Венеции не осмеливается поселиться ни один еретик, ростовщик, убийца, вор или грабитель. И я сообщу вам имена всех дожей, правивших Венецией, в том порядке, в каком они сменяли друг друга, и что они совершили во славу святой церкви и своего благородного города. И я назову вам имена благородных капитанов, которых благородные дожи посылали в свое время покорять своих врагов, я расскажу вам и об их победах, ибо это как раз то, что нужно… В год 1267-й от Рождества Христова, во времена господина Ренье Зено, высокочтимого дожа Венеции, я трудился и корпел, пока не нашел древней истории венецианцев, откуда они появились и как построили благородный город, называемый Венецией, который сейчас является прекраснейшим и приятнейшим городом в мире. Товары текут в этот благородный город, совсем как вода течет из источника, и через него и вокруг него и во всех местах, кроме домов и улиц, течет соленая вода; и, когда горожане уезжают в другую страну, они могут вернуться в свои дома по суше или по морю, как им заблагорассудится. Со всех сторон стекаются сюда товары и купцы, которые покупают товары, какие захотят, и увозят их в свои родные страны. В городе изобилие пищи, хлеба и вина, наземной и речной дичины, свежего и соленого мяса, морской рыбы и речной рыбы… Вы найдете в этом прекрасном городе много мужчин благородного происхождения, в Изобилии стариков, и молодых щеголей, и купцов среди них, которые покупают и продают, а также менял и умельцев, владеющих всеми ремеслами на свете, и моряков всякого рода, и судов, на которых они плавают во все страны, и галер, на которых они громят своих врагов. И в этом прекрасном городе живет много благородных дам, женщин и девушек, очень богато одетых»[7].