Вот на страницах учебника в разные века с русскими самоотверженно воюют тюркские племена: канувшие в Лету булгары, хазары, остановившие продвижение русских на юг печенеги и ушедшие в итоге на Балканы кипчаки. Вот XVIII век и кровавое подавление русскими борьбы башкирского народа за свою независимость.

Касаясь темы разразившейся в 1914 году Первой мировой войны, впервые в лексический оборот вводится понятие панславизма, излишне активное проведение политики которого со стороны Российской империи на Балканах и схлестнуло ее с Австро-Венгрией.

А вот уже рубеж 1914–1915 годов и Сарыкамышское сражение, когда блестяще задуманная турками операция по окружению русских войск срывается только из-за внезапно ударивших трескучих морозов. Интересно получается: оказывается, русским не только в России помогает «генерал Мороз». Оценивая жертвы в русском войске в 32 тысячи человек, от упоминания своих многократно превосходящих потерь турки воздерживаются. Лишь в глубине текста можно обнаружить цифру в 30 тысяч только лишь умерших от обморожений, не говоря уже непосредственно о военных потерях. И, конечно же, не характеризует турецкий учебник этот исторический эпизод как сокрушительное поражение турок, открывшее русским войскам путь вглубь страны.

Подготовленные и настроенные таким образом, турецкие школьники переходят в десятый класс, где подробно и системно изучается история Османской империи от своего становления и вплоть до падения в начале XX века.

В последние несколько десятилетий, особенно начиная с 1980-х годов, наблюдается весьма характерный идеологический разворот: от достаточно прохладного отношения кемалистов к османскому наследию Турецкой Республики, несколько в духе «темного прошлого», до осознания величия своей истории и припадения к ее «живительным истокам». Все эти веяния и новшества особенно бросаются в глаза в школьной историографии. В старых турецких учебниках невозможно обнаружить ни столь подробного рассмотрения устройства Османского государства, ни Османских побед и завоеваний, ни уж тем более жизнеописания султанов, каждый из которых, будучи описан даже в некоторых бытовых подробностях, предстает ныне «ну прям как живой».

При отсутствии между Россией и Османской империей общей границы вплоть до Бахчисарайского мирного договора 1648 года, совсем неудивительно, что внимание школьного учебника обращается к русским только ближе к середине повествования – когда заходит речь о Священной лиге, нанесшей поражение Османской империи под стенами Вены в 1683 году. Хотя Русское царство к Лиге присоединилось позднее. После этой военной неудачи границы государства, достигшие своего предела в XVI веке, как показано на рис. 5, двигались только назад.

Истоки взаимоотношений между Московским княжеством и Османской империей, впервые установленных, как известно, в 1492 году, – конечно, не тот период, который представляет интерес для турок, чьи геополитические устремления в ту далекую эпоху лежали вовсе не на северном, а на западном направлении. Равно как и первое русско-турецкое столкновение из-за Астрахани в 1569 году, а также столетие последовавших за ним опустошительных набегов османского вассала, Крымского ханства, на русские земли. Ну кого, кроме нас, будет интересовать сожжение Москвы крымцами в 1571 году? Хотя, конечно, серьезные турецкие историки наличие «проблемы» признают.

И только в XVII веке, как пишут составители учебника, «Россия в качестве сильного государства Азии начала заявлять о себе» после того, как «самый большой барьер» для русского проникновения в Среднюю Азию – Золотая Орда – прекратил свое существование. Первым русским царем, заслужившим турецкое внимание, был отнюдь не Иван IV Грозный, который, как мы знаем, «Астрахань брал, Казань брал», да и своих стрельцов с янычар скопировал, а все же Петр Первый.

Именно с именем Петра I связывается возникновение большинства российских устремлений, которые в качестве готовых идиом сидят в мозгу практически у каждого турецкого школьника: «политика расширения» пределов Российского государства, в том числе с «выходом к теплым морям», подразумевающая захват Крыма, Польши, Балкан и «установление контроля над стратегическими черноморскими проливами» Босфор и Дарданеллы. Исходя же из того, что авторы учебников называют «православие и славянство» важными инструментами для достижения государством Российским своих стратегических целей, получается, что и панславизм, вообще-то, родом из петровских времен. Нужно ли говорить о том, что этот взгляд вступает в некоторое противоречие с нашим представлением о Петре как об убежденном западнике.

Про образ Петра Великого, которого в турецком фольклоре переименовали на несколько иной лад – «Deli Petro», то есть Сумасшедший Петр, стоит сказать отдельно. Однозначных объяснений возникновения данной приставки к имени Петра нет, но, в общем и целом, бытуют две полярные версии.

Согласно первой, это все от попахивающего реваншизмом желания принизить русского царя со стороны турок, подметивших определенные странности в его характере и поведении. И правда, какому нормальному царю придет в голову прикидываться подмастерьем и заниматься каторжным физическим трудом на европейских судоверфях?

По другой версии, это от диаметрально противоположного большого уважения к неукротимости и кипучей деятельности великого царя-реформатора. В конце концов, у турецкого слова «deli» есть несколько толкований и, допустим, весьма употребительным обращением к юношам и подросткам в стране является словечко «delikanli», если перевести буквально – некто с «сумасшедшей» или, выражаясь чуть деликатнее, с «бурлящей кровью». То есть тот, в ком кипит молодость и энергия.

Рис. 5. Османское государство в самых широких границах XVI века. Карта из учебника «Общей истории» (10-й класс), утвержденного Министерством образования Турции для преподавания в 2015–2016 учебном году.

Так что прозвище, данное турками царю Петру, чье величие никому не придет в голову ставить под сомнение, стоит скорее рассматривать в качестве комплиментарного со стороны народа, который и сам славится достаточно взрывным и буйным нравом. В общем, следуя этой логике, напрашивается любопытный вывод – турки признали в Петре чуть ли не своего.

Как, впрочем, в достаточно щекотливом смысле, и супругу Петра Великого – царицу Екатерину Алексеевну, или, как ее именуют турки, «Катерину». Ну нет в турецких учебниках никаких упоминаний ни про соблазнение, ни про подкуп османского визиря Балтаджи Мехмеда-паши Екатериной Первой. Но именно что-то из этого, а возможно, и все вместе, согласно распространенным в Турции легендам, спасло находящееся в отчаянном положении войско ее супруга – Петра Первого, окруженное многократно превосходящими османами, вызволило государя российского и позволило России заключить Прутский мирный договор 1711 года, да еще и на далеко не самых худших условиях. И авторитетные историки обеих стран уже окончательно выяснили, что не встречались в жизни Мехмед-паша и Екатерина Первая, но мизансцена ночного явления русской царицы в шатер османского военачальника, прямо-таки в жанре «Анжелики и султана», продолжает будоражить воображение турок, имеющих ослабленный южным солнцем иммунитет к красоте русских женщин, и даже нашла свое отражение в отдельных литературных произведениях.