— Как странно! И почему?

— Мама хотела, чтобы это было моим единственным именем, потому что она обещала твоей матери назвать свою дочь Ксенией. Папа настоял, чтобы меня назвали так в честь его бабки. А король Истван говорит, что Джоанной звали его тетку, которую он терпеть не мог!

Ксения рассмеялась:

— Вот и славно! По крайней мере, я привычно отзовусь им на свое имя.

Джоанна посмотрела на себя в зеркало.

Темно-голубое платье Ксении — из недорогой ткани, с корсажем, — подчеркивало ее талию. Пышная юбка облаком укрывала бедра.

— Хм… А это платье не так безнадежно, как можно было того ожидать… — с довольным видом заметила Джоанна. — Я могла бы выглядеть куда хуже!

— Но другой-то одежды у тебя нет… — вернула ей Ксения реплику.

— А, неважно, — махнула рукой Джоанна, улыбаясь особой улыбкой. — Все необходимое можно купить в Дувре. Да, собственно, много одежды мне и не понадобится…

Кузина сказала это так, что Ксения покраснела. Но прежде чем она смогла что-то ответить, в дверь постучали.

— С вами все благополучно, ваше высочество? — спросил мужской голос.

— Вполне, спасибо, мистер Донингтон, — ответила через дверь Джоанна. — Я просто привожу себя в порядок. Сейчас выйду.

— Нет нужды торопиться, ваше высочество.

— Спасибо.

Они услышали, как шаги удаляются.

— Кто это был? — спросила Ксения шепотом.

— Мистер Сомерсет Донингтон, — объяснила Джоанна ей на ухо. — Он из британского министерства иностранных дел.

— Он что-то заподозрил?

— Нет. Он никогда раньше меня не видел, увидит сегодня. Тебя! — Джоанна издала короткий смешок.

Ксения одномоментно с ней издала короткий вздох ужаса.

— А теперь выходи! — приказала Джоанна. — И пребывай в томной расслабленности — ты это сумеешь! Изображай слабые нервы и общее недомогание. Пусть попрыгают вокруг тебя. А ты клади руку себе на лоб, приопускай ресницы, пальцами сжимай виски…

— А ты?

— Я здесь подожду, пока тебя уведут.

— Я… я не смогу!

— Чего не сможешь? — не на шутку взвилась Джоанна. — Изобразить стукнутую пыльным мешком из-за угла? Еще как сможешь! Вперед! — И, быстро чмокнув Ксению в щеку, она распахнула дверь и вытолкнула сестру в коридор, а сама встала за ее спиной, свирепо дыша в затылок и отрезая путь к отступлению.

Ксении ничего не оставалось, кроме как в полуобморочном состоянии, на ватных ногах войти в зал ожидания. И в самом деле — ее как пыльным мешком из-за угла стукнули, такой она себя ощущала. Или это состояние томной расслабленности, о котором упоминала Джоанна?.. И что-то еще про ресницы… Куда их? Вверх? Вниз?

Ее ожидал мужчина среднего возраста. На его лице она прочла беспокойство. Господи, им-то всем о чем беспокоиться?! Это ей, Ксении… О-о-о-о, хватит!

— Простите, что заставил себя ждать, ваше высочество, — начал мужчина с легким поклоном. — Но у меня для вас нехорошие новости.

Ксении было трудно совладать с голосом. Она смогла только вопросительно взглянуть на говорившего с ней дипломата. Но, кажется, это у нее получилось. Выразительности мимики ей было не занимать.

— Боюсь, баронесса фон Абсихт и ваша горничная слишком тяжело ранены, чтобы продолжать путь. Карета «Скорой помощи» отвезла их в Дувр, где, по мнению докторов, им придется остаться, по меньшей мере, недели на две или на три.

— Мне очень жаль это слышать.

Ксения удивилась, что может говорить столь отчетливо и не заикаться. Она даже слегка пожалела, что Джоанна не видит ее сейчас.

— Но я нашел мадам Гиюлу, — продолжал мистер Донингтон. — Она отделалась легким испугом. Мадам ожидает ваше высочество в экипаже.

— Мы дальше поедем в карете? — исполненным достоинства тоном осведомилась Ксения.

— До Дувра три четверти часа езды, — ответил мистер Донингтон, — и я решил, мэм, что вам покажется менее утомительным уехать сразу же, не дожидаясь другого поезда.

— Разумеется, — величественно согласилась Ксения.

— Тогда идемте?

— Д…. да…

И она, внутренне подобравшись, пересекла комнату, прикидывая, как Джоанна оценила бы ее первый выход.

«Это просто безумие! Бред! Сумасшествие! Все это кончится какой-то большой бедой!» — твердила она себе.

И миссис Беркли… Она так и не знает, что с ней. Но этот укол совести Ксения в себе подавила — обстоятельства сильнее ее.

Более того, начавшееся приключение — дикое, волнующее, о каком она не могла и помыслить! — постепенно вселяло в нее некий возвышенный трепет. И в конце концов она изыщет способ узнать о судьбе миссис Беркли, и даже если она ранена и ей нужна медицинская помощь, она ей будет оказана и без посредства ее незадачливой компаньонки.

Однако по мере приближения к Вене Ксению все сильнее охватывал ужас от предстоящего. До сих пор все шло относительно гладко, но теперь по сто раз на дню ей казалось: люди вокруг нее вот-вот догадаются, что она не та, за кого себя выдает.

Все естественно и сочувственно восприняли факт, что перенесенная авария оставила на здоровье принцессы след в виде небольшого расстройства рассудка: порою ее немного заносит, но это не стоит понимать буквально и брать в расчет, это временно, это пройдет, принцессе просто нужен покой — и всеми силами старались ей его обеспечить.

С того момента, как она пересекла Ла-Манш — в отдельной каюте, с двумя полицейскими в штатском, охраняющими ее персону, — она отчетливо понимала: жребий брошен, пути к отступлению нет.

Но ей повезло: мадам Гиюла — дама за сорок, многоречивая, весьма эмоциональная — пострадала гораздо серьезнее; последствия аварии сказались на ней куда сильнее, чем боль в бедре у Ксении и ее вынужденный маскарад.

Мадам Гиюла никак не могла опомниться от потрясения и все сетовала и причитала, за какие такие грехи ей выпал жребий сопровождать принцессу в Лютению.

— Ах, эта поездка! Дорого же она мне досталась! Долго же я ее не забуду! До конца своих дней! Неужели не нашлось никого помоложе меня? — твердила она, незаслуженно относя себя к дамам в возрасте. — Но, конечно же, я ценю, очень ценю то доверие, какого я удостоена его величеством… конечно. Я очень его ценю, но все же… все же… И что он мне скажет, когда узнает, что приключилось с вашим королевским высочеством? Я чего-то недоглядела? — патетически восклицала она, всерьез полагая, что ее бдительность могла бы предотвратить то, что колеса поезда сошли с рельс. Вот у нее, Ксении, вся жизнь покатилась в другом направлении, думала про себя «ее высочество». И отвечала мадам Гиюле, едва удерживаясь от смеха:

— Вряд ли король возложит на вас всю вину за железнодорожное происшествие! — и вывешивала на лицо спасительную улыбку, изо всех сил стараясь, чтобы голос ее звучал успокаивающе.