— Мы поедем на пароме? — спросила я.

Дженни загадочно молчала на протяжении всей поездки по центру, что было довольно необычно, а я слишком увлеклась городом и подсчетом кофеен «Старбакс», чтобы заметить это вовремя.

— Ты пока не готова для Стейтен-Айленда[10], — рассмеялась она, протягивая водителю двадцатку, и выпрыгнула из автомобиля с парой моих пакетов. Я выползла из машины с оставшимися пакетами и потащилась за ней. — Но увидеть это ты точно готова.

Мы прошли в парк. Я была так поглощена разглядыванием скульптур и многочисленных групп людей, которые болтали, смеялись и ели мороженое, что чуть не впечаталась в забор, прежде чем увидела ее! А когда увидела, то встала как вкопанная. Вот она. Самый известный символ Нью-Йорка, символ Америки, который гордо стоит и охраняет вход в залив. Статуя Свободы.

Дженни повернулась в мою сторону, прикрывая глаза от солнца.

— Впечатляет, правда?

Я кивнула, не найдя, что ответить, и медленно подошла к новой подруге. Мы бросили пакеты на землю и облокотились о перила. Это было красиво, я чувствовала себя как в кино.

— Я раздумывала над тем, куда отправиться, когда ты примеряла одежду, — мягко сказала Дженни. — И решила: что может быть лучше, чем место, где тысячи людей впервые знакомятся с Нью-Йорком? Может, это слишком сентиментально, но кто поприветствует тебя тут лучше, чем леди Свобода?

— Так странно... — произнесла я, все еще глядя через реку. — Я видела ее тысячу раз по телевизору, на открытках, но здесь... На самом деле... Это невероятно.

— Да, — согласилась Дженни. — Помню самый первый раз, когда я оказалась тут. Я первым делом отправилась на встречу с ней, когда переехала в центр. Мама терпеть этого не может, поэтому мы никогда не приходили сюда в детстве. Но эта статуя здесь, чтобы наблюдать за всеми нами. В Нью-Йорке миллионы людей, Энджи, и все приезжают сюда в поисках чего-то, как и ты.

— О нет, я ничего не искала, — возразила я, глядя на то, что, как мне казалось, являло собой Эллис-Айленд.

— О нет, не надо скромничать, — возразила Дженни, поворачиваясь ко мне. — Ну да, быть может, не каждая сбегает за океан от своего бывшего, но тебе многое нужно преодолеть. И это не психологическая ерунда, а жизненный опыт. Когда меня бросил парень, я была просто раздавлена, и я не шучу. Раздавлена. Полностью. Хотя обо мне заботились самые замечательные друзья на свете. А если ты почувствовала, что дома тебе не окажут должной поддержки, то лучшим решением было взять и уехать. И Нью-Йорк — прекрасный выбор. Это город, где все можно начать сначала. Люди едут в Лос-Анджелес, чтобы «найти себя», а в Нью-Йорк — чтобы измениться.

— Наверное, — протянула я, думая обо всем, что случилось. Удивительно, но я не вспоминала о Марке с тех пор, как мы вошли в бутик «Шанель». — Просто все кажется каким-то странным и ненастоящим. Я чувствую себя так, словно должна, даже не знаю... чувствовать больше.

— Значит, ты до сих пор в шоке, — заключила Дженни, поворачиваясь к заливу. — Есть и худшие места, чтобы пребывать в шоке, чем «Блумингдейл». А если серьезно, то ты перенесла душевную травму. Знаешь, разрыв в чем-то напоминает тяжелую утрату...

— Я и ощущаю нечто подобное, — призналась я. На самом деле мне не хотелось обсуждать это тут, среди посторонних людей. В конце концов, я англичанка, а мы не любим показывать чувства на людях. — Сначала мне показалось, что все кончено, и я даже думать об этом не хотела. А потом я не могла поверить в случившееся. Хотя я все же считаю, что правильно поступила, когда решила приехать сюда.

Прежде чем Дженни успела поддержать меня или отругать, громкий звонок прервал нашу беседу. Мой телефон. Я выудила его из сумки, собираясь напомнить маме, как дорого обходятся международные звонки по мобильному, но тут увидела, кто мне звонит.

Марк!

Я задержала взгляд на мигающем экране и задалась вопросом: зачем он звонит после нашего последнего разговора? Он передумал? Он чувствовал себя ужасно? У Тима выяснили столь тяжелые повреждения, что ему решили ампутировать руку?

Дзынь-дзынь. Возьми трубку. Возьми трубку.

И вдруг без лишних мыслей я бросила телефон как можно дальше за перила, прямо в воду. И сразу почувствовала себя очень, очень хорошо.

— Прошу прощения, — сказала я, глубоко вздохнув.

— Этот город — отличное место, чтобы справиться с личной трагедией, дорогая. Мы и сами многое пережили, но сейчас у нас все прекрасно.

Дженни достала из сумки пакетик с бумажными носовыми платочками и передала их мне на всякий случай, совершенно проигнорировав телефонную ракету, которую я только что запустила.

— О Боже, знаю, — быстро ответила я, взяв платочки. — Если подумать, что здесь пришлось пережить многим другим, то расставание отходит на второй план.

— Это правда, но я о другом, солнышко, — объяснила Дженни. — Просто хотела сказать, что ты приехала в нужное место, чтобы преодолеть нечто трудное и мучительное, то, что гложет тебя. У всех это «что-то» разное. Для меня двадцать первый век начался заново через пять месяцев после одиннадцатого сентября, когда я наконец прозрела. Я поняла, что мне хватит смелости на что угодно, если передо мной открылись двери бутиков и мне продали обувь от известного дизайнера со скидкой семьдесят процентов. — Она взяла меня за руку. — Скоро начинается моя вечерняя смена. А ты, должно быть, едва стоишь на ногах. Хочешь вернуться в отель?

Я бросила последний взгляд на статую. Необыкновенно! Я в Нью-Йорке!

И я ужасно устала.

— О да, пожалуйста, поедем.

Мы собрали все свои сумки и поймали еще одно такси. Надо же, новая подруга, новый гардероб и новый город. По сравнению с субботой денек выдался неплохой.

Вздремнув, приняв душ и совершив несколько неудачных попыток сделать международный звонок из гостиничного номера, я наконец добилась своего.

— Аннетт Кларк у телефона.

— Мама, это я.

— О, Энджел, слава Богу! Я весь день пыталась с тобой связаться, — выдохнула она с чрезмерной радостью.

Значит, все пройдет быстро и легко.

— Ну, мой телефон здесь не работает.

Обычно мы полагались на ложь во имя спасения, что свидетельствует о более здоровых отношениях между дочерью и матерью, чем когда они говорят друг другу только правду. К тому же я не желала отвечать на вопросы о своем душевном состоянии. В очередной раз.

— Я просто хотела сообщить тебе, что у меня все в порядке, мне есть где остановиться и я позвоню тебе, как только пойму, чем собираюсь заняться.

— Есть где остановиться? — повторила она.

— Да, у подруги, — сказала я, пытаясь завершить разговор, прежде чем всплывет тема, которую я избегала поднимать. — А ты не могла бы оказать мне услугу и забрать вещи из дома? Он знает...