Акционеры ждали дивидендов, но, чтобы сбить ропот, их обманывали, рисуя новые перспективы. За ширмой высокопарных рассуждений деньги расхищались повсеместно. За воровством следует обман, за ним — еще большее воровство. Скандал был неминуем, ибо дело подменили разговорами о деле. То, что казалось возможным в прекрасной Франции, оказалось непреодолимым в не менее прекрасной Панаме. За четыре года было истрачено более половины собранных денег, а дела шли все хуже и хуже. Логика вещей требует, чтобы долги покрывались новыми долгами, как большой обман прикрывался еще большим. Махинации зашли слишком далеко, финансовое положение было плачевным, акционеры чересчур возбуждены, высокопоставленные лица уж очень погрели руки, чтобы предпринимать что-нибудь во имя дела. И тогда было решено выпустить облигации выигрышного займа.

Выпуск займа считается законным актом для восстановления финансового положения компании. Но то, что предлагало руководство компании, было лотереей. Займы подлежат погашению, да еще с процентами. Выигрышный заем хорош, как и любая лотерея, тем, что, собрав 100 млн и выдав из них 10 как выигрыш, 90 млн можно прикарманить.

Такие игры монополизированы государством, и для их осуществления требуется особое разрешение правительства. Естественно, французское правительство не желало сотворить себе конкурента. Тогда в лучших традициях парламентской республики компания натравила на правительство прессу. Взятки — вот та сила, которая заставила прессу «тявкать и кусать» как отдельных представителей власти, так и все правительство целиком. Только на подкуп прессы было израсходовано более 30 млн фр. История свидетельствует, что это были столь благоприятные для газетчиков времена, когда достаточно было прийти в штаб-квартиру и показать визитную карточку знакомого редактора, чтобы получить деньги на карманные расходы. В сложной политической обстановке, когда несколько партий с равным успехом могло прорваться к власти, никто не хотел ссориться с газетами. И такой выигрышный для руководства компании заем был разрешен. Руководство компании еще на 300 млн фр. обобрало французов, привлеченных бешеной рекламой к этой межконтинентальной афере.

Быстро улетучились и эти деньги. И немудрено. Компания содержала шпионов, жуликов, аферистов самых различных мастей, лазутчиков, наводчиков, взяткодателей и взяткополучателей во всех эшелонах государственной власти. Депутаты, сенаторы и министры состояли на довольствии компании, не говоря о такой «мелочи», как главные редакторы газет и высокопоставленные чиновники соответствующих министерств и департаментов. Из привлеченных почти 1,5 млрд фр. на строительные работы было затрачено около 600 млн, и те осели в карманах поставщиков и шушеры, орудующей на Панамском перешейке. Почти 900 млн фр. растеклись по таинственным каналам коррупции. Если бы это были государственные деньги, то их бы списали на ушедшее правительство.

Но это были персонифицированные деньги, и акционеры вели себя «возмутительно», требуя компенсации. На мутной скандальной волне взошли новые политические лидеры, которые до хрипоты требовали восстановления попранных прав обманутых акционеров. Незамешанные депутаты и министры, газетчики, чиновники, а также просто порядочные люди, которых никогда не стоит сбрасывать со счетов, объединились, требуя суда над растратчиками. Запахло жареным. Все бросились искать алиби и покровительства влиятельных лиц. Тревога нарастала.

Ко всеобщей радости, банкира Жака де Рейнака, ответственного за выпуск займа, нашли мертвым. Тайну смерти похоронили вместе с банкиром. Заинтересованные люди в один голос стали обвинять его во всех злодеяниях. Предполагаемое самоубийство преподносилось как доказательство того, что он один был во всем виноват, за что бог и покарал.

В бесконечных парламентских запросах, в судебных дискуссиях, обвинениях, опровержениях, контробвинениях и контропровержениях все как-то забыли не только о строительстве канала, но и о миллионе мелких держателей акций, которые разорились. Панамский процесс стал прекрасным предлогом для нового сведения старых счетов.

Следственная комиссия, назначенная парламентом, установила, что квартиру Рейнака «забыли» опечатать, зато не «забыли» его труп похоронить без вскрытия. Комиссия потребовала дать ей широкие полномочия, но глава французского правительства Лубе, чувствуя, что комиссия может вытащить на свет «партийные скелеты», отказал. Парламент взбунтовался, обвиняя правительство Лубе в соучастии, и вынес ему вотум недоверия. Новый кабинет возглавил Рибо, который пересел из кресла министра иностранных дел. Освободившееся место занял Лубе. Об этой политической рокировке немецкий посол в Париже сообщал своему министру, что правительство Лубе — Рибо, которое утонуло в Панамском канале, возродилось как правительство Рибо — Лубе2.

Между тем следствие продолжалось. При обыске у банкира Тьерре, замешанного в этом скандале, среди прочих бумаг был обнаружен чек на 2 млн фр. на имя Корнелиуса Герца. Последнее многим было не по нутру, и этот «фактик» попытались замять. Но не тут-то было. Имя Корнелиуса Герца всплыло вопреки всем усилиям обвиняемых.

Одаренный от природы умом, с деловой хваткой, образованный, любознательный и щедрый, он представлял собой экземпляр международного афериста, шпиона и сводника между дельцами, которым всегда необходима политическая поддержка, и политиками, которым всегда катастрофически не хватает денег. Недаром один из обвиненных депутатов, Рувье, с высокой трибуны утверждал: «Здесь делают вид, будто только в конце XIX в. впервые узнали, что для правления страной нужны деньги. Если же парламент не дает их в достаточном количестве, то политический деятель, который находит их благодаря своим личным связям, заслуживает всяческой похвалы». Но никто его не похвалил ни принародно, ни через газеты, а парламент еще лишил мандата неприкосновенности.

Без матерого тайного агента, пользующегося доверием руководителей Панамской компании и правительственных кругов, такая грандиозная афера была бы немыслима. Именно таким агентом и был «всеобщий друг, советчик и кредитор» Корнелиус Герц. Он был первоклассным шпионом, до тонкостей изучил механизм функционирования государственной власти, рычаги, приводящие его в действие, скрытые мотивы политиков, их чаяния, стремления, слабости и пороки.

Когда Шарлю Лессепсу впервые представили Герца, тот засомневался в том, что новоявленный «экономический Фуше» вхож в высшие сферы. Каково же было удивление Шарля, когда через пару дней Герц принес ему приглашение в загородную виллу Жюля Греви — президента Франции. Шарль не верил до тех пор, пока президент сердечно не поздоровался лично с ним. Они вместе провели целый день, и не было никаких сомнений, что Герц — друг семьи президента Французской Республики. С этого дня руководство злополучной компании предоставило Герцу безграничный кредит, чем он и пользовался, ни в чем не отказывая ни себе, ни «друзьям».

Политическая, дипломатическая и шпионская ловкость Корнелиуса и колоссальные деньги сделали его «человеком», от которого зависели судьбы, к ногам которого бросались, у которого вымаливали милости, которого заклинали молчать, хотя он никем не был. Имя это всплыло в самый неподходящий момент и самым скандальным образом. Председательствующий уже собрался объявить заседание закрытым, когда депутат Дерулед сделал запрос о намерениях правительства относительно Корнелиуса Герца, «кавалера большого офицерского креста ордена Почетного легиона». «Каким же образом этот вражеский агент смог завоевать такое беспримерное положение?» — вопрошал Дерулед, обвиняя Клемансо в том, что именно его поддержка и сделала английского тайного агента всесильным Корнелиусом.