Акробаты готовились к представлению в небольшом зале, выходившем во двор. Внезапно открылась одна из внутренних дверей, и в помещение вошла девушка, одетая в запрещенный Астерием наряд Богини: золотой корсет, приподымающий белую грудь, и юбку, исчерченную геометрическими узорами, которую акробаты обычно скидывали, выйдя на арену. Волосы девушки были собраны на затылке в пучок. Судя по замысловатым красивым узлам, на прическу ушел не один час. Кожа незнакомки была покрыта белилами в честь Богини, лица ее не было видно под слоем краски. Сопровождавшая акробатов жрица выжидающе посмотрела на девушку.

— Богиня велела мне заменить следующую участницу, — сказала незнакомка, — если та не будет возражать.

Жрице не хотелось нарушать обряд, но как успокоить несчастную египтянку, она не знала. Она спросила у незнакомки ее имя.

— Ты узнаешь его позже, — ответила девушка и вышла во двор.

Зрители притихли, ошеломленные нежданной яростью животного. Все знали, чем рискуют акробаты, выходя один на один против дикого быка, запертого на несколько часов в тесный загон. И все же смерть юноши была для них полной неожиданностью и, казалось, бесповоротно испортила праздник. Появление девушки в наряде Богини немного развеселило публику. Критяне стали оглядываться на балкон, где восседал Минос, стараясь увидеть реакцию правителя. Тот не смог сдержать гримасу недовольства.

Таинственная девушка тем временем решительно направилась к центру арены и остановилась шагах в сорока от быка, который не двигался с места после убийства акробата. Весь двор замер. Девушка плавно подняла руки к небу и резко опустила их вниз. Бык, не догадываясь, что подчиняется этому сигналу, подобно пущен ному из катапульты снаряду, устремился к ней. Зрители тщетно пытались угадать, что же предпримет девушка, а когда та начала двигаться, всем показалось, что было слишком поздно. Крики ужаса пронеслись над трибунами. Акробатка тем временем начала отходить влево, заставив животное сбиться со своей траектории и сильно потерять скорость. Затем она подпрыгнула, ухватила быка за холку, взлетела ему на спину, и, сделав стойку на руках, завершила полет, приземлившись позади животного, которого ни на минуту не выпускала из виду. Крики ужаса сменились аплодисментами и восхищенными возгласами, а ослепленный яростью бык, взбешенный своей неудачей, метался по двору из угла в угол. Незнакомка, следя за ним краешком глаза, начала древний танец любви, который вырвал вздох восхищения даже у Миноса. Пораженные зрители увидели, что сумасшедший бег быка каким-то образом соотносился с ритмом танца девушки, и тот двигался вокруг незнакомки по постепенно сужающейся спирали. В вечернем небе промелькнул силуэт низко летящего орла. То было знамение, открывающее празднество. В девушку и быка словно вселился благодатный, чувственный дух Богини, их танец рисовал на песке вселенную, неспешный поворот планет, мировую гармонию. На небе засверкали молнии — это Богиня читала в лабиринте следов на песке прошлое и будущее его создателей. Души всех зрителей, казалось, слились воедино и завращались вокруг девушки и быка.

В конце представления акробатка легким движением отправила быка в загон и пересекла двор, чтобы нарочито дерзко поклониться Миносу, кинувшему ей лавровый венец. Воцарилась тишина, и Минос потребовал, чтобы незнакомка открыла свое имя. Та резко, вызывающе засмеялась, и все вдруг увидели, что молодой царь оцепенел. Он разглядел наконец под толстым слоем белил прекрасное лицо своей жены Пасифаи.

— Насколько я знаю, мне полагается награда за выступление, — сказала она, не обращая внимания на выпученные от изумления глаза Миноса, — так вот, я хотела бы, чтобы ты сохранил жизнь этому быку.

Миноса разрывали на части страсть, вызванная танцем Пасифаи, и гнев, вызванный ее бесстыдством. Царь недовольно хмыкнул; покинуть балкон в этот момент означало разозлить публику, которая на все лады восхваляла Пасифаю.

— Я должен просить совета богов, — сказал он наконец и величественно удалился. Впрочем, Минос прекрасно понимал, что советоваться ему не с кем.

Войдя в свои покои, Минос с силой хлопнул дверью. Трудно придумать худшее начало царствования: жена обвела его вокруг пальца, и теперь ему придется нарушить обещание, которое он дал своему покровителю Посейдону. Царь злился, потому что никак не мог придумать решения, которое удовлетворило бы всех. В дверь постучали, и царь, все еще погруженный в свои думы, дал разрешение войти. Увидев грубые мужские руки, наливающие ему чашу медовухи, Минос резко встал. Слуга от неожиданности выронил сосуд.

— Где мой виночерпий? Кто ты такой?

— Прости мою неуклюжесть, господин, — ответил тот дрожащим голосом, протирая стол полой своей туники. — Обещаю, такого больше не повторится.

— Проклятье, почему я должен терпеть такую образину? Кто назначил тебя моим виночерпием?

— Прости, господин, но царица Пасифая не предупредила меня, что вино тебе должен подносить молодой и красивый юноша…

— Что вообразила себе эта женщина? Ладно, налей мне вина и убирайся отсюда.

Новый виночерпий прикинул в уме, сколько шансов есть у него сохранить это место: выходило, что почти никаких.

— Я вижу, ты чем-то обеспокоен, господин. Быть может, толстый и неуклюжий виночерпий может тебе чем-нибудь помочь? Моя голова работает куда как лучше моих рук, которые трясутся от страха всякий раз, как я вижу тебя.

Минос сел. Виночерпий, снова наполняя ему чашу, продолжал говорить, словно про себя:

— Ты, я полагаю, попал в трудное положение. Даже отсюда слышно, как публика восхваляет Пасифаю. Впрочем, почему бы тебе не сохранить жизнь этому быку? Разве что есть еще какие-то обстоятельства, о которых никто не знает…

Минос покосился на дерзкого слугу, но тот, казалось, отвечал своим собственным мыслям.

— Как тебя зовут?

— Дедал, господин. Могу заверить тебя в своей преданности. Пасифая меня почти не знает. Она лишь дала мне должность твоего виночерпия. Я изгнанный критянин, недавно вернувшийся из Афин, известный изобретатель и мудрец, человек, который умеет добиваться успеха в любых делах. Незадолго до свадьбы твоя нареченная подобрала меня на берегу, где я очутился, потерпев кораблекрушение. Царица очень красива и добра.

— Скажи мне, как бы ты поступил, если бы ненароком пообещал сделать две взаимоисключающие вещи?

— Не все то, что кажется несовместимым, на самом деле несовместимо.

— Согласен. Но как убить быка, оставив его в живых?

На размышления у Дедала ушло чуть больше секунды.

— Мне кажется, что мы с тобой говорим о двух разных быках, господин.

На следующее утро Минос вместе со своими ахейскими советниками и Дедалом отправился на поле, где паслось царское стадо. Пожилые советники с опаской и недоумением глядели на полуобнаженного великана в маске с двусторонним топором в руках, замыкавшего процессию. Дойдя до места, Софиас, самый старый из ахейцев, сел на землю, прислонившись к стволу тиса, и скрестил ноги. На Дедала он смотрел с подозрением, как на проходимца.