Прежде чем зэк успел хоть что-то сообразить, от белого потолка отделилось такое же белое покрывало, моргнуло черным глазом, похожим на глаз хищной птицы, и окутало его с головы до пят. И тут же в мозгах его наступило оледенение, рот словно заперли на замок, тело стало деревянным, а ноги сами зашагали к двери. Сквозь эту полупрозрачную накидку вполне сносно было видно все окружающее. Зэк вышел из туалета, пересек жилой корпус и беспрепятственно миновал пост охраны. Судя по реакции охранника, тот его просто не видел и не слышал. И не видел не только он — экран, установленный перед охранником, показывал, что ведущий к двери проход пуст, словно зэк и не шел по нему, влекомый неведомой силой. На другом экране была картинка с камер, установленных в туалете, но цербер на нее не смотрел. Да и как сбежать из туалета? Нырнуть в унитаз и пробраться по канализации? Никак не получится, слишком узкая труба, да и унитазы не приспособлены для таких ныряний.

И тут пошли чудеса еще более расчудесные. Зэк приблизился к запертой двери корпуса — и прошел сквозь нее, словно это было не солидное препятствие, а какая-нибудь видеопроекция. Вернее, ноги пронесли его сами, без всякого желания их превратившегося в подобие зомби обладателя. По-прежнему окутанный диковинным покрывалом, зэк вышел в ярко освещенный двор и не успел сделать и двух шагов, как некая сила подняла его в воздух и переместила за стены и вышки с охранниками, в ночную темноту. Пронесла метров триста, а может, и пятьсот, и опустила на землю, под звезды.

«Иди куда хочешь», — повторили в голове.

Покрывало порхнуло вверх и растворилось в ночи. А зэк уселся на траву, и под стрекот ночных насекомых мозги его начали потихоньку оттаивать. Вот тогда он и решил, что погуляет на природе, пока его не хватятся. С одной стороны виднелся свет прожекторов Лагеря, с другой били в стенку Пузыря и в небо прожектора пограничников, и зэк неторопливо направился туда, где этого света не было — к карьеру. Вскоре вышел на старую дорогу и побрел по ней, наслаждаясь нежданной свободой, вдыхая ночные запахи, слушая ночные звуки и любуясь на звезды. Ну, и ломая голову над тем, что же за чудо такое с ним произошло. Так и гулял, вовсе не собираясь лезть из кожи вон и рвать жилы, чтобы уйти как можно дальше от Лагеря…

Ошеломленные услышанным пограничники готовы были засыпать зэка новыми вопросами, но тут припылил автозак, и церберы забрали невольного беглеца. Вдосталь надавав ему дубинками по почкам за нарушение их спокойствия.

Автозак умчался к Седлагу, а пограничники остались. Жевали сухпай и обсуждали эту невероятную историю. То есть они-то ее невероятной не считали. Им было ясно, что отдельные Простыни изменили тактику. Или получили иное задание. Ускользнув от глаз пограничников и охранников, одна-две обитательницы Пузыря проникли на территорию Седлага. Но вместо того, чтобы истреблять всех вокруг, затаились. У них была другая задача: выводить из Лагеря заключенных. Зачем? Рассчитывали на то, что, узнав о возможности покинуть Седлаг, зэки поднимут бунт, и в конце концов все там перебьют друг друга? Или это какой-то маневр? Уловка? Да, конечная цель была ясна: добиться прекращения добычи архамассы. Но в чем суть новых действий?

Как бы там ни было, все понимали: твари переходят к иным приемчикам, и скучать никому не придется…

Расставшись с соседями, команда Тамерлана Бебешко направилась в обратный путь. Стрельба у Пузыря не возобновлялась, вокруг стояла благостная тишь. Денек обещал быть погожим, и впереди ждал сытный завтрак. Да, уже подкрепились сухпаем — ну и что? Балабаса много не бывает! Бойцы топали назад бодро, тихо радуясь тому, что все кончилось сравнительно быстро и теперь ничто не может отвлечь их от заслуженного отдыха. Радовался в душе и Дарий Силва, шагая рядом с приятелем Тангейзером Диони и перебрасываясь с ним разными фразами по поводу удивительного рассказа седлаговского зэка. Эта их неспешная беседа была прервана взводным, получившим какое-то сообщение по комму.

— Опа! — воскликнул Бебешко, глядя на экран. — Наконец-то разродились, не прошло и полгода! Эй, бойцы, после обеда новая техника прибудет. Та-ак… Всякое «ба-бах» и… ох, ничего себе! — Он обернулся к подчиненным, поднял палец и торжественно провозгласил: — Танк «Мамонт», новейшее новье! Это за что же нам такой подарок? — Взводный изумленно покачал головой. — Похлеще наших «трицеров», описание я собственными своими двумя глазами видел. И в смысле насчет вооружения похлеще, и в смысле по поводу удобств. И дает его наш командир именно непосредственно нашей заставе, а не кому-то другому. А почему? Потому что мы лучшие! Правильно я говорю?

Подчиненные на всякий случай молчали — вопрос-то мог быть и риторическим. Да и Бебешко много раз заявлял о них совсем иное.

— И разобраться с этим зверем поручено непосредственно моему взводу, — с воодушевлением продолжал лейтенант. — А почему?

— Потому что мы лучшие, — на этот раз ответили ему нестройным хором. Правда, не очень уверенно, и не все.

Бебешко хмыкнул и заявил:

— Нет, парни, вы не лучшие. Просто остальные еще хуже вас!

Собственно, танки пограничники давно использовали только для двух целей: в качестве транспортного средства для поездок в поселковые кабаки и в качестве пунктов наблюдения за дневным и ночным небом. И с удобствами в «Трицератопсах» действительно было не очень.

— И кого же удостоить чести принять такую коробку? — на ходу размышлял Тамерлан Бебешко. — Чтоб осмотрел, изучил инструкцию, разобрался, опробовал… Это же не новый сорт пива дегустировать — или как? В голове должно иметься килограмм мозгов, и ни сантиметром меньше.

Бойцы затаили дыхание. Перспектива возиться после обеда с новой техникой никого не прельщала. Дарий Силва нервно сглотнул. Он был танкистом по специальности, и взводный, конечно же, об этом знал. Но ведь были во взводе и другие танкисты!

— Кто у нас сегодня лично отличился? — продолжал рассуждать Бебешко. — Кто обнаружил предмет, непосредственно похожий на вилку для приема внутрь пищи?

В организме у Дария все оборвалось и повисло, уныло покачиваясь и издавая тихие стоны. О поселковом кабаке сегодня можно было забыть. Тангейзеру и Поллуксу предстояло лакомиться пивом без него.

— Почему молчим? — обернулся к нему Бебешко. — Боец Силва!

— Здесь, господин лейтенант…

— Не здесь, а уже там, непосредственно в парке! Осматриваешь этого «Мамонта» и вникаешь, где у него хвост, а где, соответственно, вымя и жало. И не один вникаешь, а на пару… А вот с кем на пару?

— Разрешите мне, господин лейтенант! — сказал, как в воду прыгнул, Тангейзер Диони. Его скуластое лицо было хмурым, но серые глаза смотрели твердо.

— Ага! Мы с Тамарой ходим парой! — Бебешко вновь поднял палец. — Вот это по-нашему! Сам наливай и с товарищем выпивай! — Он пристально оглядел других повеселевших бойцов. — А дабы никто не думал, что ему лично страшно повезло, довожу до вашего непосредственного сведения: бойцы Силва и Диони от ночного дежурства освобождаются. И попробуйте сказать, что лейтенант Бебешко несправедлив!