Уже возле самой двери Паленый резко обернулся и сказал:

– Я еще вернусь.

– Будем ждать… – Голос главврача звучал холодно и отчужденно.

Паленый пришел в себя лишь на скамейке городского парка. Его колотил крупный озноб, словно он внезапно заболел, и у него резко повысилась температура. Большего унижения в том отрезке жизни, который он помнил, ему еще не приходилось испытывать.

То, что ему немало довелось пробыть в шкуре отверженного со свалки, он унижением не считал. Паленый сам туда пришел, сделав такой выбор под давлением обстоятельств. Он зарабатывал на сборке вторсырья ровно столько денег, сколько ему было нужно, чтобы покормиться.

Что-то копить на "черный" день не имело смысла, так как все дни на свалке были черными и лишь иногда – серыми. Поэтому проблема отсутствия денег перед Паленым не вставала во всей своей неприглядной наготе и жестокости. Просто время от времени приходилось затягивать пояс потуже – всего лишь. Это были мелкие неприятности.

Но сейчас Паленый вдруг осознал, что он не только нищий – он полный нуль. И ничего изменить нельзя. Потому что у него нет денег.

Паленый просидел на скамейке в парке неподвижный, как истукан, не менее двух часов. Место было достаточно безлюдным, а потому опасным, как по нынешним временам, и все равно нашлась смелая старушка, которая забрела в этот отдаленный уголок парка, прогуливая шустрого бобика какой-то импортной породы.

Проходя мимо Паленого, она резко остановилась, посмотрев на его изуродованное лицо. Он сидел, глядя немигающими и ничего не видящими глазами куда-то в пространство, а по страшным шрамам, испещрившим щеки, текли крупные прозрачные слезы.

"Господи! – перекрестившись, прошептала пораженная старушка. – Смилуйся над этим несчастным…"

Где достать деньги? И не просто деньги, а большие деньги. Этот вопрос буквально сводил Паленого с ума. Впервые в его сознательном существовании, в его новой жизни после появления на свалке, появилась идея, смысл.

Если раньше Паленый просто плыл по течению, сообразуясь с обстоятельствами, то теперь он жаждал в корне изменить ситуацию. Все его свободное время занимала одна-единственная мысль – как, где и на чем разбогатеть?

Он устроился работать. В принципе, с паспортом это было несложно, хотя он и не имел трудовой книжки. Впрочем, никакие документы, подтверждающие его трудовые заслуги и удостоверяющие личность, в том числе и паспорт, не понадобились.

Паленого приняли в "левую" бригаду грузчиков, которые в ночное время разгружали на товарной железнодорожной станции вагоны.

Труд был нелегкий, но хорошо оплачиваемый. И главное – в ночное время его изуродованное лицо не так бросалось в глаза и не вызывало у окружающих неприятия. Со временем грузчики вообще перестали обращать внимание на Паленого – присмотрелись.

Бригада, в которой он работал, была пестрой по составу. Большей частью в ней работали любители заложить за воротник. Но такие в коллективе долго не держались – от силы месяц, два. А основной костяк составляли рабочие обанкротившихся предприятий, которым некуда было податься.

Так прошло полгода. Время пролетело совершенно незаметно. Паленый по-прежнему жил в своем подполье и даже накопил около шестисот долларов, отказывая себе во всем.

Иногда ему хотелось повидать Есесеича, чтобы отдать долг, но он боялся показываться на Мотодроме. Паленый прекрасно отдавал себе отчет в том, что бандиты вряд ли так просто забудут о сожженной машине. Он не сомневался, что отморозки ищут его, и если найдут…

Об этом Паленый старался не думать.

Тихий весенний вечер не предвещал каких-либо сюрпризов. Была суббота, выходной день, и Паленый решил сходить в продмаг, чтобы купить себе еды.

Отоварившись, он неторопливо шагал по пустынной улице, направляясь к своей "квартире". В одной руке Паленый нес пакет с продуктами, а в другой держал сорванный по дороге цветок. Его запах будоражил воображение, вызывая в подсознание давно забытые ассоциации.

Задумавшись, Паленый утратил бдительность. И натолкнулся на четверых парней, которые уже были на хорошем подпитии и искали возможность поизгаляться над беззащитными обывателями.

– Гля, кто к нам пришел! – сказал один из них, наверное, вожак. – Балаба, открой зенки. У нас клиент.

– Дай ему в морду, – пошатываясь, меланхолично посоветовал изрядно осовевший Балаба.

– Не надо обижать трудовой народ, – назидательно сказал третий, длинный хлыст с короткой стрижкой.

Его глубоко посаженные глаза быстро пробежали по фигуре Паленого и зацепились за пакет с едой.

– Бутылка есть? – спросил он, прищурившись.

– Есть, – спокойно ответил Паленый.

– Доставай, – распорядился длинный. – Нам как раз не хватало еще одного пузыря для полного счастья.

Удивительное дело – Паленый совершенно не испугался. Где-то внутри словно щелкнул переключатель, который мгновенно отключил все эмоции. Кроме одной – холодного расчетливого бешенства.

– Не думаю, что содержимое бутылки доставит вам радость.

– А что в ней? – поинтересовался вожак.

– Подсолнечное масло.

– Брешет, сука, – лениво сказал четвертый.

– Серый, ты не прав, – мягко попенял его длинный. – Ругаться неприлично.

– Кончай разыгрывать комедию, Пеха! – грубо прервал длинного вожак. – Слышь ты, урод! – обратился он к Паленому. – Какого хрена шатаешься по нашему району?

– А разве я вам мешаю?

– Он еще спрашивает… – Вожак приблизился к Паленому почти вплотную. – Ну ты наглый…

– Гриб, давай его отпустим, – миролюбиво сказал Пеха. – Он отдаст нам свой сидор – похорошему отдаст – и пусть валит на все четыре стороны. Это называется контрибуция.

Похоже, он кичился перед приятелями своей начитанностью. И явно претендовал на место вожака, занятое Грибом.

Но тот не хотел упускать вожжи главаря. Он небрежно отмахнулся от Пехи и сказал, обращаясь к остальным:

– Надо клиента наказать. Не хрен шляться, где попало.

– Надо, – отозвался Балаба и тупо уставился на Паленого.

Паленый понял, что избиения ему не избежать. Однако, несмотря на то, что внутри у него все кипело, он сделал еще одну попытку разойтись миром. Протягивая пакет Грибу, Паленый вежливо сказал:

– Заберите, если вам нужно. А я пойду.

– Размечтался… – Гриб криво ухмыльнулся. – И-ех! – Он ударил с разворота, целясь в челюсть Паленого.

Паленый успел пригнуться, и пудовый кулак Гриба лишь чиркнул по волосам. Но тут сбоку налетел Серый и от его удара Паленый покатился по земле.

Дальнейшее Паленый помнил смутно. Бомба замедленного действия, долгое время тлевшая где-то внутри, наконец взорвалась. Уйдя перекатом от ноги Пехи, который мгновенно забыл о своем миролюбии, он вскочил на ноги и сказал глухим от ненависти голосом: