Лис пришел, чтобы отомстить. Когда-то Изенгрим и Ренар были назваными братьями. А потом Изенгрим наслал на Ренара адские муки. Он предал их дружбу, уничтожил приближенных Лиса, убил его жену и дочь. А в конце отправил Лиса в темное подземелье, Ублиет-дю-Шатле, место забвения. Долгие годы мучений Лис сидел в темноте и ждал.

Благодаря ловкости и терпению ему удалось бежать. И под покровом ночи он пришел и встал у постели дочери Изенгрима.

«Зарезать, я должен ее зарезать! – кричал сам себе Ренар. – Разве кровь моих людей, моих жены и дочери не взывает к отмщению? У меня отняли все. Я имею право отдать этот темный долг».

И хотя Изенгрим нанес ему неизлечимую рану, несмотря на все свои потери и страдания, Ренар знал, что если сейчас он убьет этого ребенка, то станет ничем не лучше своего врага. Он знал, что не сможет ее убить.

Вместо этого Лис забрал ее. Украл прямо из постели и отнес в свое логово. Сделав это, он причинил Изенгриму ужасные страдания, хуже тех, что испытал он, когда хоронил жену и ребенка, когда видел, как гибли его люди, когда лишился всего, что смог создать. Лис преподнес Изенгриму Вепрю ужасный подарок: неведение о том, что стало с его дочерью, муки от постоянных размышлений о том, жива она или мертва».

Краем глаза я наблюдаю за Этти. Уменя нет выбора: Тенардье побьет ее, если она будет медленно учиться. А я не могу позволить, чтобы он испортил ее идеальное личико. Уж точно не сегодня.

С раннего вечера кабак полон посетителей, чьи голоса сливаются в мерный гул. Чем ближе дело к ночи, чем пьянее завсегдатаи, тем громче будут становиться их голоса. В воздухе висит густой запах пива и вина, разлитых на полу; он смешивается со сладким дымом от трубок с опием, которые курят в углу Мечтатели. Здесь очень тесно: слишком много людей для такого маленького пространства. Куда бы я ни несла напитки, непременно наталкиваюсь на жадные руки и мерзкие ухмылки. Стараюсь обходить стороной мужчин с отметкой за ухом: с этими лучше не сталкиваться.

Смотрю на Этти, которая сгибается под тяжестью кувшина. Ее тонкие ручки не привыкли таскать такую ношу.

Делаю глубокий вдох.

Я справлюсь. Я прокручивала все это в голове уже тысячу раз.

Пробираюсь сквозь толпу посетителей и толкаю бедром один из столов, так что мужчина, сидящий на другом его конце, невольно пихает спиной Этти. Она изо всех сил старается удержать кувшин, но тут чья-то сильная рука хватает ее за плечо, спасая от падения.

– Мы не привыкли прислуживать за столами, да, малышка?

Голос низкий, как раскаты грома, но кажется дружелюбным. У меня сердце уходит в пятки, хотя должно было воспарить от радости.

Кажется, весь мир замер. Я быстро ставлю все, что у меня в руках, на ближайший стол, не обращая внимания на протесты посетителей, и проталкиваюсь сквозь толпу к Этти.

Мужчина встал, чтобы помочь ей с кувшином, и она с благодарностью выпустила его из рук.

«Не смотри на него, Этти», – невольно думаю я.

Но она смотрит, и когда запрокидывает голову, чтобы взглянуть на своего спасителя, у нее из-под белого чепчика выбивается золотистый локон. Она совсем маленькая, а он – огромный мужчина, источающий силу и тепло. Глаза у него желтые, кожа потемнела от долгих лет, проведенных в море, волосы выгорели на солнце и стали почти совсем светлыми. Длинные, глубокие шрамы, которые тянутся через весь лоб и щеку, делают его только более привлекательным. Он улыбается Этти, обнажив зубы, и она, да простит ее господь, улыбается ему в ответ.

– Как тебя зовут? – улыбаясь, спрашивает барон.

– Этти, – встреваю я до того, как она сама успевает ответить.

Она поворачивается ко мне, вопросительно приподняв брови.

– Простите, что она побеспокоила вас, мой господин, – говорю я, не глядя ему в лицо. И уж точно не глядя на шрамы. – Этти, пойдем. Ты нужна на кухне.

Я тянусь к ней, но его рука снова крепко сжимает ее плечо.

– Барон Каплан! Мои дочери вам мешают?

Никогда я не была так рада слышать голос Тенардье. Посетители с интересом наблюдают, как он направляется к нам через толпу. Многообещающая сцена, да еще таким ранним вечером. Не исключено, что кто-то сейчас даже умрет, но этот «кто-то» – не они.

Каплан, Тигр – барон гильдии, и он всегда облачает свое могучее тело в простую моряцкую одежду: рубашка навыпуск, брюки, сапоги и поношенный китель, который он, как говорят, снял с какого-то адмирала. Он не носит оружия – оно ему не нужно.

Тенардье, напротив, всего лишь мастер гильдии. Он небольшого роста, худой и жилистый. Его можно признать издалека по его любимому жилету в красно-желтую полоску. Он привлекает к себе внимание, словно павлин с ярким хвостом. Как и многие члены гильдии Воров, он любит надевать на себя много украшений. Его правая рука вся унизана золотыми кольцами. Не сосчитать, сколько раз на моей коже оставались от них следы.

– Эпонина, уведи отсюда маленькую Козетту. – Тенардье потирает руки, как делает всегда, когда собирается торговаться: он заметил интерес Каплана и понял, что здесь можно чем-то поживиться.

У меня сводит живот: я вспоминаю ту ночь, когда Тигр пришел за Азельмой.

Спокойно. Все идет по плану.

Я делаю шаг вперед и беру Этти за руку. Все уставились на нее, а она не понимает, почему. Она пытается высвободиться из рук барона Каплана, но он не отпускает.

– Это тоже твоя дочь? – Желтые глаза Каплана указывают на меня.

– Нина – моя маленькая Кошка, – отвечает Тенардье.

Как и все люди, окружающие меня, он говорит одно, а подразумевает совсем другое. Он говорит, что я Кошка, но имеет в виду – полноценный член гильдии Воров, и если Тигр дотронется до меня, то ему придется иметь дело с бароном гильдии. Тенардье говорит «отстань от нее» так умело, что похоже, будто он расплывается от нежности. Он улыбается, демонстрируя рот, полный золотых зубов. Он вырезал их у солдат, умиравших на поле боя, а потом заплатил мяснику, чтобы тот вставил их, когда его собственные зубы сгнили.

– Твоя Кошка умеет царапаться.

Каплан отпускает Этти. Она летит прямо мне в руки. Я хватаю ее и начинаю проталкиваться к выходу, надеясь, что Тигр будет следовать за нами взглядом, и ненавидя его за это.

– А светленькая?

– Моя подопечная.

– Я не знал, что у тебя есть привычка проявлять милосердие, Тенардье.

– Ее мать платит мне за ее содержание.

Мы почти добрались до двери. Этти сопротивляется, потому что я слишком сильно тяну ее, но у меня нет другого выхода, я должна увести ее отсюда. Из комнаты, с глаз долой, от него подальше.

Толкаю толстую дверь. В помещение сразу врывается ветер и начинает щипать меня за щеки. Этти что-то говорит про холод, но я не обращаю внимания. Вытаскиваю ее на улицу и тихо закрываю дверь у нас за спинами. Последнее, что я слышу, это голос Каплана, звучащий ясно и звонко, как церковные колокола.