23.57

Она повторяла эти слова вновь и вновь. Так долго, что они превратились в какой-то фоновый шум. Как репортажи о бейсбольных матчах, под которые отец у себя в кабинете мастерил кораблики, или как завывания маминого пылесоса – ревнителя идеальной чистоты ковров. Стоило ей заметить на обочине дороги оленя, как она притормаживала и молилась, чтобы он оставался на месте.

23.58

Она свернула с автострады в сторону МакЛафлин-роуд. Луна была тусклой и сумрачной. Мэри Кэтрин смотрела во все глаза. Оленей сюда забегало множество. В особенности после того, как мистер Коллинз начал вырубать участок Леса Миссии под новое строительство. Здесь требовалось удвоенное внимание.

23.59

У нее подводило живот, сердце рвалось из груди. До дома оставалось всего ничего. Если не прибавить газу, опоздание неизбежно. Но если газануть, то что делать, если на дорогу выбежит олень? Выход был один: пренебречь знаком «стоп» на горке. Оленя сверху видно метров за сорок. Лес не подходит вплотную к дороге. Значит, можно и не останавливаться – авось пронесет.

00.00

Ну вот. Пришло время выбирать. Либо проскочить на знак «стоп» и подкатить к дому вовремя, либо доехать с соблюдением правил, опоздать и понести наказание.

– Боже милостивый, подскажи, как мне быть, – истово и смиренно молила она.

То чувство нахлынуло на нее разом.

Она ударила по тормозам.

И резко, сразу остановилась.

А иначе даже не посмотрела бы с горки вниз. И не увидела бы, как из лесу выходит мальчик. Облепленный грязью, изможденный. Это личико смотрело с расклеенных по всему городу листовок, сообщавших об исчезновении ребенка. Надумай Мэри Кэтрин проскочить на знак «стоп» без остановки, она бы вообще не заметила этого мальчугана.

И на сто процентов сбила бы его насмерть.

– Кристофер? – позвал чей-то голос. – Кристофер?

Мальчик замерз. Он был накрыт больничным одеялом, тонким и колючим.

– Кристофер? Ты слышишь нас? – допытывался тот же голос.

Мальчик поднял веки. Почувствовал резь в глазах, как будто вышел из кино на солнечный свет. Сощурившись, попытался оглядеть палату и смутно различил силуэты каких-то людей. Над ним склонился врач. Мальчик видел его как в тумане, но чувствовал ледяное прикосновение стетоскопа к груди.

– Немного порозовел, – отметил врач. – Кристофер, слышишь меня?

Мальчик обвел глазами палату и увидел свою мать. Будто светлое пятно. Ощутил у себя на лбу ее теплую, нежную руку. Так бывало всегда, когда он болел.

– Я здесь, солнце, – сказала мать, и голос ее слегка дрогнул.

Кристофер хотел ответить, но слова застряли в пересохшей гортани. Было больно глотать, в горле першило.

– Солнце, если слышишь, пошевели пальцами на ноге, – попросила мать.

Кристофер даже не знал, получилось у него или нет. Пальцы ног почти утратили чувствительность. Ему по-прежнему было очень холодно. Но, похоже, у него все-таки получилось.

– Молодчина, – изрек доктор. – А рукой можешь пошевелить?

Он попробовал. Но руки онемели. В них ощущалось легкое покалывание.

– Кристофер, – прозвучал другой мужской голос. – Ты разговаривать можешь?

С трудом приоткрыв глаза, мальчик увидел шерифа. Сразу вспомнился тот день, когда мама получила работу в пансионате «Тенистые сосны». Шериф – здоровенный. Высокий, словно шест для игры в тетербол[22] на школьном дворе.

– Разговаривать можешь? – повторил шериф.

В горле ужасно першило. Кристофер вспомнил, как болел ангиной и пил микстуру с незнакомым, каким-то вишневым привкусом. Сглотнув, он попытался издать хоть какой-нибудь звук. Для пересохшей гортани задача была непосильной.

Кристофер помотал головой: нет.

– Ничего страшного, сынок, – продолжал шериф. – Но я должен задать тебе пару вопросов. Показывай кивком – да или нет, хорошо?

Кристофер утвердительно кивнул.

– Годится. Ты оказался в северной части Леса Миссии. Тебя туда кто-то привез?

В палате повисло напряженное молчание. Все ждали ответа. Кристофер изо всех сил напрягал память, но так ничего и не припомнил. Совсем ничего. Нет, вряд ли его привезли в лес на машине. В таком случае у него хоть что-нибудь отложилось бы в мозгу. Поразмыслив, Кристофер мотнул головой. Нет. И услышал, как по палате пролетел вздох облегчения.

– Стало быть, ты заблудился? – продолжал шериф.

Кристофер изо всех сил сосредоточился, как на уроке чтения. Если его никто не привозил, значит, заблудился. Логично.

Он кивнул. Да, заблудился.

Уже без холодного стетоскопа доктор продолжил осмотр, ощупывая конечности и суставы мальчика своими огромными, шершавыми руками. Чтобы измерить давление, обмотал застежку-липучку вокруг худенького предплечья. Кристофер в ужасе понял, что после этого придется еще писать в стаканчик. Стыд какой.

– В лесу… на тебя кто-то напал? – спросил шериф.

Кристофер помотал головой. Нет. Доктор нажал на кнопку, и аппарат с шумом начал сжимать детскую руку. Измерив давление, врач резко оторвал липучку и стал делать торопливые записи. Мальчик слышал, как по бумаге шуршит стержень.

Ш-ш-ш-ш-ш.

– Ты пошел на гул транспорта? И выбрался из леса?

Кристофер заглянул в докторский блокнот. Слегка забеспокоился. Голову будто сдавило тисками. Тупая ноющая головная боль обычно проходила, когда мама давала ему таблетку аспирина, на вкус – точь-в-точь мелок, только с апельсиновой отдушкой. Но сейчас ощущение было совсем иное. Такой головной боли с лихвой хватило бы на двоих.

– В лесу… Ты шел на гул транспорта? И сумел выбраться?

Кристофер взял себя в руки. Превозмогая боль, замотал головой. Нет.

– То есть ты нашел дорогу самостоятельно?

Мальчик снова мотнул головой. Нет. В комнате повисла тишина.

– Ты не знал, куда идти? Кто-то тебе помог?

Он кивнул. Да.

– Кто это был, Кристофер? – спросил шериф.

Протянув мальчику блокнот и ручку, он попросил написать имя. Кристофер с трудом сглотнул. И прошептал. Еле слышно.

– Славный человек.