Олень рухнул, как подкошенный. Охотник буквально через секунду подхватился и вскинул руки в понятном даже мне жесте: он свернул оленю шею голыми руками.

Этот край, мелькнула мысль, можно пройти с боями даже не останавливаясь. Народ, что кормится охотой, вынужден жить крохотными семьями на больших пространствах, иначе никакой добычи не хватит. Даже село — непростительная роскошь для людей-охотников.

Крылья начали ныть и выпрашивать отдыха, я раскинул их пошире и попробовал планировать. Не помогло, держать их растопыренными тоже немалое, хоть и меньшее, усилие.

Стада овец попадаются все чаще, перегоняют их с места на место два-три пастуха и орава собак, похожих на волков. Потом я увидел первое стадо коров, пока небольшое, но через полсотни миль от этих стад зарябило в глазах: все склоны холмов покрыты пасущимися овцами, отдельно стада коров, и я ошарашенно подумал, что в этой части Гандерсгейма наше победоносное войско слегка забуксует. Это не охотники, а уже кочевники, их на единицу площади в десятки, если не в сотни раз больше. Да и дерутся кочевые народы отчаянно, мир запомнил это по чингизам и прочим аттилам.

Правда, одежда — почти вся из шкур. У бедных — грубо выделанная, а то и вовсе просто содранная со зверя и высушенная, разве что мездру удалили. У богатых одежда из кожи, иногда просто выделанной очень тщательно. Но все-таки везде кожа, кожа, кожа…

Не только одежда — палатки, юрты, седельные мешки и сумки, конская упряжь, все-все только из кожи. И хотя кожа — это совсем неплохо, однако же когда только кожа, пусть и в таком разнообразии, что даже в Сен-Мари не увидишь…

Солнце все еще сохраняет утреннюю чистоту и ясность, небо бездонно, а воздух свеж. Крылья легко держат над землей, теперь прямо в полете по мере необходимости перестраиваю то для короткого и быстрого рывка, то для неспешного парения на гигантских, но из-за этого непрочных и незащищенных.

Солнечный свет давно соскользнул с облаков, недолго я купался в нем единолично, потом он опустился на вершины пальм, те стыдливо заалели, а теперь тени лежат только между песчаными барханами. По дороге тянется вереница верблюдов, я напряг зрение, ага, везут всякую ерунду вроде овощей, кувшинов с молоком, горы битой птицы — такое не для дальних дорог…

Ага, вон и город впереди, куда все это прут. Сердце мое застучало сильнее, я с трудом подавил желание ускорить полет и поскорее рассмотреть это нагромождение каменных строений. Та-ак, к нему четыре дороги, защитных стен нет, что и понятно, все-таки кочевники, с другой стороны — город слишком велик, чтобы его построили кочевники. К тому же он из камня, выглядит древним, очень древним…

Глаза мои выпучивались, раздвигая кожистые пленки век, помимо моего желания. Город практически не отличается от городов, которые видел в Сен-Мари. Это понять можно: варварам стало лень разрушать массивные городские стены, высокие башни, угрюмые казармы, сложенные из тяжелых гранитных глыб. Однако в городе кипит жизнь!

Я не рискнул спуститься ниже, перед глазами замелькали пестрые фигурки, когда до предела усилил зрение, утомительно все скачет и прыгает, рассмотреть трудно, но все же люди ходят свободно, на варваров не похожи…

Я старался держаться высоко и со стороны солнца, чтоб уж точно не заметили, сам до боли в черепе напрягал зрение. Вокруг города небольшие чахлые рощи пальм, еще вроде бы магнолии и олеандры, но сам город выглядит грудой выжженных камней, все застроено, дома прижаты один к другому, улочки тесные и кривые, все желтое, песок и камень, ни клочка зелени.

Спустился ниже и рассмотрел, что народ теснится у темных лавочек, исчезая под навесами, а выходит со связками чеснока, большими краюхами хлеба, толстыми желтыми кругами сыра. На соседней улице точно так же отовариваются седлами, уздечками и прочей конской упряжью.

Чем больше я всматривался, тем больше тревожило непонятное и странное несоответствие. Этот город ну никак не соответствует облику тех яростных и презирающих смерть варваров, что вторглись в Сен-Мари. Варвары — это молодая дикость, это невежество от детскости, а этот город говорит о древности, о былом величии, о позабытой уже славе отцов-прадедов…

Уж точно варвары не могли выйти из этого города. Пусть здесь все в упадке, но это упадок некогда древнего и великого народа, а по варварам издали видно, что идут молодые и яростные, только-только вылупившиеся из яйца и с детской драчливостью открывающие мир.

В центре города, как водится, большая городская площадь. Обычно возникает из большого луга, где горожане пасут коров и коз, какой-нибудь непригодной для заселения пустоши, а то и озера, где сперва селятся на берегах, а потом, по мере роста города, просто засыпают водоем землей, чтобы получить ценную в тесном городе землю.

Да что озера, я знаю великие столицы, что возникли на берегах рек, давших название этим городам, а потом упрятавшие эти реки в трубы и поместившие их под утрамбованные дороги…

Я насторожился, на площади высится высокий и тонкий столб, абсолютно черный, похожий на жертвенник. Правда, великоват, больше похож на некий странно знакомый символ, но в черепе хоть и сразу зашевелилось некое узнавание, но сразу так ничего и не пришло в голову, а за это время город уплыл назад, впереди долина с множеством шатров, пасущиеся табуны невысоких лохматых коней, с высоты похожие на стаи леммингов, скачущие группы всадников с развевающимися знаменами…

Дремучие зеленые рощи остались за спиной, подо мной желтая глина безобразных холмов, белые камни в долинах со скудной травой и странно одинаковые косогоры, словно их кто-то выровнял космической лопатой.

Жаркий блеск светила слепит глаза, внизу белеют извилистые дороги, долины в зелени, много садов, но следом пошла неприятная пустыня с глинистыми холмами, где не удается зацепиться траве, каменные россыпи, даже песчаные барханы…

…а потом снова сплошные сады, зелень, пальмы, множество мелких озер, между ними шатры, шатры, шатры, а по зелени долины скачут вольные табуны под присмотром одного-двух пастухов.

Ветер отогнал облака, солнечный луч высветил зубчатую, как стена крепости, верхушку горы. Древняя, изъеденная трещинами, кавернами и готовыми сорваться от малейшего толчка глыбами, она высится среди раскаленных песков, как грозное напоминание, что когда-то здесь все было ею, горой, но за миллионы лет одряхлело и рассыпалось в песок, и только она еще держится, постепенно дряхлея, уменьшаясь в размерах, но напоминая о былом величии.

Я пролетел было мимо, но что-то заставило насторожиться, краем глаза уловил движение. Из широкой темной щели почти под самой вершиной вылетело огромное серо-зеленое тело, чуть провалилось в воздухе, но тут же распахнуло огромные крылья.

Сердце мое дрогнуло и затряслось, как овечий хвост. Дракон, почти такой же, как и я, только зеленого цвета больше, однако за ним остается огненный хвост, словно приближается комета…

Дракон несся на меня, я поспешно взял в сторону, однако он тоже скорректировал движение. Дурак, мелькнуло у меня паническое, как ему объяснить, что я вторгся в его пространство нечаянно, кто ж знал, что там у него логово, я сейчас ухожу-ухожу, я только проездом, пролетом мимо…