– А обратно забирать?

Игорь осмотрел своих командиров.

Глаза за линзами плеснули льдом и морозом, словно человека раздражало желание Согрина вернуться обратно. Лифшиц был более спокоен и доброжелателен.

– Обратно забирать будут вертолетом, но тот вертолет полетит через Лаос. Над территорией Лаоса его будут сопровождать, а потом и встречать наши истребители.

– Если вертолет не прилетит?

– Прилетит, – прошипел очкарик с обаянием вьетнамской желтой кобры – тоже змея очковая. – Успокойтесь и не бойтесь, вы же солдат…

– Район контролируется американцами. Надо отследить все варианты. – Игорь еле сдерживался в рамках холодного приличия, но разговаривать стал исключительно с Лифшицем, словно второго не было здесь вовсе. Тот сразу это почувствовал и – заметно было – занервничал.

– Игорь Алексеевич, – Лифшиц сохранял присущую должности невозмутимость, так непохожую на его поведение утром, когда они прилетели, – не мне тебя учить, как вести себя в экстремальной ситуации. Если что случится с вертолетом, значит, судьба – автономный режим… Выходите своими силами. Мне кажется, тоже лучше через Лаос. Но там могут быть свои осложнения. На этот случай с вами капитан Тан. Он отлично знает местные условия.

Игорь понял, что вопрос об экстремальной ситуации вообще местными спецами не прорабатывался. И в случае чего – их оставляют на произвол судьбы. Умеешь плавать – выплывай, не умеешь – тони на здоровье…

– А почему нельзя все-таки сразу забросить вертолетом через Лаос?

– Этому есть свои причины, – сказал очкарик, но Игорь сделал вид, что его не услышал, и продолжал смотреть, в ожидании ответа, на Лифшица.

Лифшиц прочувствовал ситуацию. И опять поступил не по-генеральски, ответил спокойно:

– Появление русского вертолета в этом районе Лаоса может спугнуть людей, которых вы собираетесь встречать. И они изменят маршрут. Там они контролируют наземную ситуацию, и они как раз могут доставить вам неприятности при отходе через границу.

– Что это за люди?

– Они не подчиняются ни центральному правительству, ни партизанам. По крайней мере, так говорят в самом лаосском правительстве. Там – на этом участке – большие плантации наркотиков…

– Ясно. Где парашюты?

– Они уже приготовлены. Вам выдадут перед полетом. – Незнакомец с глазами за линзами все же хотел показать, что и он хоть что-то здесь значит.

– Вы что, издеваетесь? – С трудом сдерживая готовый сорваться голос, Игорь посмотрел на него, как на дурака. – Покажите-ка мне того десантника, который будет прыгать на парашюте, свернутом другим человеком. Похоже – вы первый день в армии? Короче, так… Парашюты предоставить немедленно. Мои люди будут укладывать их сами, каждый для себя. И это даже не обсуждается!

– Сделайте так, – не по-военному сказал очковой змее Лифшиц. – Он свое дело знает. Он прав…

Гости ушли. На прощание очкарик переглянулся с Таном, словно кивнул ему глазами. Игорь заметил это.

– Что это за тип? – спросил он вьетнамца, когда стих гул автомобильного двигателя за воротами.

– Это ваш… Товарищ Лисовский из вашего торгпредства… – Тан смотрел невинно и честно, невозмутимо и почти по-дурацки улыбался.

А Игорь подумал меж тем, что хотел бы увидеть торгпредство в любой стране, где каждый второй сотрудник не работает на какую-то спецслужбу…

* * *

Прошло все чуть легче, чем предполагал Согрин, склонный доверять не героизму, а умению и тренированности. Выбрасывались один за другим. На самом рассвете. В туман, клочьями зависший над заболоченной равниной. Первыми – самые тяжелые по весу, чтобы не сели на купол парашюта предыдущего. Вьетнамскому капитану предстояло прыгать последним – очень уж легкий. Игорь попросил бортмеханика присмотреть, чтобы у Тана карабин был пристегнут к лееру, и в случае чего дать хорошего пинка вьетнамскому капитану, дабы летелось легче и лучше планировалось.

Каждый выбрасывался с дополнительным грузом – запас продуктов на длительный рейд, снаряжение, боезапас. Прыгаешь, летишь вниз головой, чувствуешь, как тебя, словно рука великана мальчишку, воздух хватает за шиворот и поднимает в вертикальное положение – это парашют раскрылся. И тогда бросаешь свой груз. Он прикреплен к поясу пятнадцатиметровым шнуром. Поэтому приземляется раньше тебя. И это чуть смягчает последние метры твоего жесткого и стремительного – а порой, что уж греха таить, смертельного – полета.

Скорость у самолета минимально допустимая, и потому район приземления группы невелик. Единственная неприятность, как Игорь и полагал, пришла со стороны вьетнамского капитана. Смелости для прыжка Тану хватило, и даже карабин за леер не забыл защелкнуть – хладнокровный, и пинка бортмеханику ему давать, похоже, не пришлось – не задержался ни на секунду. Но, выпрыгнув, Тан чуть-чуть растерялся и сразу же – не дождавшись полного раскрытия собственного парашюта – выбросил или же нечаянно уронил груз, который вскользь угодил в только еще раскрывающийся купол парашюта Кордебалета. Сам Тан говорил потом, что просто уронил тюк. Но в этом случае он бы обогнал груз в падении. А чтобы тюк летел быстрее, чем Тан, его следовало сильно толкнуть. Или умышленно, или же истерически. У Кордебалета запросто в такой ситуации могли перехлестнуться стропы. А запасных парашютов при стометровых прыжках за ненадобностью не держат. Шурика действительно спасло чудо – резкий порыв ветра, который груз сбросил и дал возможность его парашюту раскрыться. Когда Кордебалет с наигранным смехом, хотя и с несколько бледноватым лицом рассказывал об этом уже там, на земле, после общего сбора на ближайшем каменистом холме, Согрин быстро принял решение о взаимоотношениях группы и прикомандированного. И тут же высказал прямо в лицо вьетнамцу – случись что с Шуриком, он пристрелил бы Тана на месте. И плевать, что тот проводник. Добрались бы по карте. Такая откровенность должна была показать сразу, что здесь командует только один старший лейтенант Согрин. И он не очень доверяет проводнику, хотя тот и носит воинское звание. И работает, скорее всего, во вьетнамской, потому что ходит постоянно в гражданской одежде – обычная привилегия и мера безопасности.

Капитан Тан чуть заметно побледнел, но нашел в себе силы, как всегда, непонятно улыбнуться и извиниться перед Шуриком. Восточная мудрость! И никто посторонний не поймет, что за ней кроется в действительности – искренность или назревающая неприязнь.

Парашюты сразу же утопили в болоте, Согрин выбрал азимут, не спросясь проводника, чтобы сразу показать ему, что при случае они смогут работать своими силами, без сопровождающих и прочих.

– Вперед!

– Осторожнее, здесь могут быть мины, – предупредил Тан. – Раньше недалеко базировалось большое партизанское соединение. Их отсюда вытеснили, но тропы оставили заминированными. Местные жители часто взрываются на них.

– А кто же ходит тропами? – наивно поинтересовался Игорь. – Где ты видел такой спецназ…