Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А эти дети, которые погибли… были моими братьями и сестрами?
— Никто этого не знает. Может быть, на борту было несколько семей, и это были просто твои сверстники.
— И сколько мне было тогда лет? — спросил я и тут же прикинул сам. — Что-то около двух?
— Ты был самый маленький среди них, — сказала мама. — Маленький, белокожий и рыженький. И ты спал с большим пальцем во рту.
— Я мог умереть во сне?
— Тебе ничто не угрожало, — произнесла мама. — Твоя капсула была в полном порядке. И мы были уже рядом.
— А они — они могли спать, когда умирали?
Мама открыла рот, чтобы ответить, и, быть может, солгать, но дядя Костя снова опередил ее.
— Если бы температура и давление в капсулах снижались постепенно, — сказал он, — была бы некоторая надежда на то, что они уснули от кислородного голодания. Но все происходило слишком быстро.
— Но ведь я-то спал!
— Ты спал, потому что был маленький, — с отчаянием сказала мама. — И тебя хорошо покормили перед тем, как случилась беда. Только поэтому.
— Можно мне еще вина? — спросил я почему-то шепотом.
— Можно, — сказал дядя Костя. — Только не надейся, что это поможет. Ты еще не все знаешь.
— Еще не все?! — усмехнулся я. — По-вашему, голова у меня резиновая, чтобы в нее вместилось столько новых впечатлений? Мало того, что тебе сообщают, что ты найденыш…
— Дело в том, сынок, — сказала мама, — что погибший корабль не был земным.
— Чего-о-о?! — завопил я.
— Того-о-о!!! — передразнила меня тетя Оля.
— Я что же, по-вашему, теперь уже и не человек получаюсь?!
— Получаешься, — серьезно проговорил дядя Костя.
— А кто же я тогда, по-вашему, получаюсь? — спросил я, вложив в свой вопрос все наличные запасы сарказма.
— Это долго объяснять, — сказал дядя Костя и вздохнул. — Понимаешь, Сева… еще на заре человечества…
— Консул, Консул, — укоризненно промолвила тетя Оля. — О Великом Разделении сейчас рассказывают в школе.
— Ну и какой же из меня, позвольте спросить, юфманг? — осведомился я, сдобрив свой голос остатками яда.
— Хреновый из тебя юфманг, — сказал дядя Костя с каменным лицом.
— Ты мой сын, — сказала мама. — Тебя зовут Северин Морозов. И ты эхайн.
— Ну, знаете… — только и сумел, что брякнуть я.
После чего решительно схватил бокал обеими руками и моментально выхлебал до дна это дубовое пойло. Вытащил из корзинки очищенную луковицу и захрустел ею. Внутри меня черти разводили адское пламя, а сатана самолично подбрасывал в костерок полешки. Голова сделалась огромной, совершенно пустой, как воздушный шарик. И такой же своевольной. Болталась на шее, как на веревочке, да так и норовила оторваться и улететь.
Все молча смотрели на меня.
— Я не эхайн, — сказал я со слабой надеждой.
— Точно, — кивнул дядя Костя. — Если верить твоей маме, ты не просто эхайн. Ты Черный Эхайн.
— Непохоже, Костя, что ты сильно удивлен, — заметила мама.
— Ну, я… ожидал чего-то подобного.
— Все-таки темнило ты, Шар…
«Интересно, почему мама назвала это квадратного, даже кубического громилу Шаром?» — подумал я рассеянно. А вслух произнес:
— Черный… Эхайн… — Будто попробовал эти слова на вкус. Они ничего не значили для меня. — Это хорошо или плохо?
— Это никак, — проворчал дядя Костя. — Этнически ты чистокровный Черный Эхайн. Во всем остальном ты обычный человеческий детеныш четырнадцати лет.
— Маугли, — произнесла тетя Оля с нежностью. — Лягушонок Маугли…»Мы с тобой одной крови, ты и я!» Чур, я Багира!
«Кто же еще», — подумал я.
— Пожалуй, — сказал дядя Костя. — Я согласен быть в этой ненормальной Сионийской стае медведем Балу. А из тебя, Леночка, получилась отличная Ракша-Демон.
— Осталось узнать, — сказала мама, — кто же тогда Шер-Хан. И что это за шакал Табаки рыщет вокруг моего дома.
— Ты не права, Лена, — поморщился Консул. — Ты чертовски не права. Я же тебе все объяснил. Они делают свое дело. Вся загвоздка в том, что они считают, будто весь мир должен решать их проблемы, тогда как я полагаю, что на самом деле это исключительно их проблема, и моя, пожалуй, но уж вовсе не твоя и не твоего сына. И я еще успею разъяснить им, — прибавил он многозначительно, — куда они могут засунуть свой бумеранг…
— Ты обещал, — сказала мама.
— Ну да, — согласился дядя Костя. — Разве случалось, чтобы я обещал и не делал?
Очень странный вышел у них диалог. Тетя Оля следила за ним, приоткрыв рот, и, похоже, понимала не больше моего. Но когда мама и Консул вышли на третий круг: «ты обещал» — «обещал, значит сделаю», мама вдруг словно спохватилась и вспомнила о нашем присутствии.
— Севушка, — сказала она. — У меня кое-что сохранилось для тебя.
Она протянула мне руку — на ладони лежал овальный медальон из металла цвета жженого сахара.
— Возьми. Это твое. Это было на твоей шейке, когда я взяла тебя из капсулы на руки.
Я принял медальон, повертел его в пальцах. Ничего, никаких новых ощущений. Обыкновенная металлическая безделушка. Еще теплая после маминых рук.
— Здесь какие-то иероглифы, — сказал я.
— Дай-ка, — проговорил дядя Костя.
Он поднес медальон к свету. От усердия его коричневый лоб собрался в гармошку.
— Эхайнский шрифт, — сказал Консул. — Прописной эхойлан, архаичное начертание… — Потом он бросил на меня быстрый взгляд своих светлых, почти прозрачных глаз, контрастно выделявшихся на загорелом лице, и произнес: — Здесь написаны твое имя, место и дата рождения. Хочешь знать, как тебя зовут?
— Нет, — сказал я и для убедительности помотал головой.
— Я все равно скажу. Тебя зовут Нгаара Тирэнн Тиллантарн. Судя по имени — а я кое-что в этом смыслю, — ты принадлежишь к древнему аристократическому роду, и в твоих жилах течет янтарная кровь. Ты родился в городе Оймкнорга в три тысячи сотом от Великого Самопознания году. Я слышал об этом городе: он расположен на планете Деамлухс, принадлежащей Черной Руке. О событии, кичливо именуемом Великим Самопознанием, мне ничего не ведомо. Может, письменность изобрели… эхайны любят, чтобы все было «великое», и непременно с большой буквы. Что же до твоего возраста, то… — он лукаво хмыкнул, — отважного командора Звездного Патруля материнское чутье не обмануло.
— Запишите все это на бумаге, — сказал я. — Так сразу не запомнить.
— Я запишу, — пообещал он. — Хотя эти имена собственные ничего не значат для тебя. Не должны значить. Запомни одно: до тебя лишь довели некоторую информацию — и все. Ничего в твоей жизни от этого не изменится. Я пообещал это твоей маме и теперь обещаю тебе.