Мы выпили. Оказалось, что готовила Марина вкусно, во всяком случае из того, что разыскала у меня в холодильнике.

В другой раз я, конечно, отпустил бы какую-нибудь неуместную шутку по поводу того, что не рановато ли ей пить вино в мужском обществе и разрешает ли ей пить вино мама? Или еще что-нибудь в этом роде. Но сейчас, глядя через стол на Марину, не хотелось говорить ерунды, хотелось говорить глупости. Что-то поднималось внутри мальчишеское, неуемное, давно и накрепко забытое. Хотелось шалить, бузить, не только говорить, но и делать глупости… Вино, что ли, так действовало?!.. Но я удерживался, изо всех сил удерживался. Я человек все-таки разумный и должен держать… себя в руках. В глазах девушки я видел веселые огоньки… Черт, почему мы не в одном возрасте? Хотя мне сейчас казалось, что в одном. То ли она опустилась до моего возраста, то ли я опустился до ее. Но мне же не пятьдесят, я как раз на рубеже между сорока и пятьюдесятью. Как писал Виктор Гюго, «сорок — старость молодости, а пятьдесят — молодость старости». Марина смеялась и, сев за фортепиано, спела несколько песенок и даже мой любимый романс…

— …Не уходи, побудь со мною, я так давно тебя люблю, я поцелуями покрою уста и очи, и чело…. — Голос у нее был слабеньким, но приятным.

С ней было легко и весело. Я, увлекшись, даже позабыл и о похищенной Татьяне Владимировне, и о своем романе…

— А расскажите о своем новом романе, дядя Сережа, — напомнила Марина, подсаживаясь ко мне поближе.

Лицо ее раскраснелось от выпитого, глаза сияли, она была чертовски привлекательна. Сейчас это произнесенное ею «дядя» кольнуло меня. Да что со мной?.. Неужели она мне нравится?.. Да нет — чушь. Я, наконец-то, женат.

Я совсем не люблю рассказывать о незаконченных вещах: в этом есть некий мистический смысл. Но сейчас было наоборот. Я с каким-то вожделенным восторгом пустился рассказывать о своем новом романе, как будто бросился в омут. Эх, пропади все пропадом! Марина слушала, не перебивая, с восторгом глядя мне в глаза, и курила одну сигарету за другой.

— …Вот такой был великий анатом Фредерик Рюйш. Ну или приблизительно такой, — закончил я рассказ о своей новой книге, которую еще не написал. Но в рассказе этом удивительным образом сформировалось дальнейшее действие и повороты романа, появились новые краски и оригинальные ходы. Марина будила во мне что-то особенное, возбуждала фантазию, заставляя голову работать более активно.

— Интересно, — сказала Марина, глядя на меня восхищенными глазенками. — А я где-то читала, что если прийти ночью на кладбище и на могилу какого-нибудь писателя положить его книгу с ручкой, то утром можно забрать уже с автографом.

— Это верные сведения, — подтвердил я. — Но если говорить о кладбищах, то там лучше всего собирать грибы — они там самые вкусные. Подберезовики и опята, говорят, на «Литераторских мостках» лучше всего растут, а если за белыми, то это лучше на Богословское кладбище — там с белыми и подосиновиками хорошо.

— А как рассказывал мой знакомый, у папуасов Новой Гвинеи существует обычай…

Ее прервал телефонный звонок. Я поднял трубку.

— Идиот, кретин, подонок, раздолбай…

Я прикрыл трубку ладонью — человеку нужно было дать выговориться.

— Все, праздник окончен, — сказал я вполголоса. — Как раз полночь. Начинаются писательские будни.

Марина вопросительно посмотрела на трубку в моей руке.

— Это мой поклонник, — пояснил я, не выпуская трубку из рук. — Он мне всегда в полночь звонит, напоминает, что пора работать идти.

— Дядя Сережа. — Девушка как-то виновато смотрела на меня и вдруг повела плечами, будто поежившись. И так это вышло у нее очаровательно, что мне захотелось обнять ее, прижать к себе. — А отчего вы с первой женой развелись?

— Странный вопрос. Развелся и развелся.

— Ну а все-таки, — не отставала девушка.

— А все-таки? Ну, наверное, пожалуй… Из-за слов.

— Она сказала вам обидные слова?

— Нет, не обидные, просто другие слова… — Девушка смотрела на меня недоуменно. — Ну это было давно…

Я даже уже не помню, из-за каких именно слов… Хотя из-за «чушни»… Точно, вспомнил — из-за «чушни».

— Вам не понравилось это слово? — изумилась девушка.

— Не в этом дело. Попробую объяснить. — Я положил трубку на стол. — Сначала она начала задерживаться на работе. Ну это обычное дело, всякое случается. Поверь моему опыту, если женщина захочет обмануть мужчину, она сделает это без особенного труда, у женщины для этого существует множество способов. Ты еще молодая, но ты тоже постигнешь эти ухищрения. — Марина как-то двусмысленно пожала плечами. — Я, конечно, ни о чем не догадывался до того момента, пока в ее лексиконе не стали появляться новые слова. И тут я понял — у нее кто-то появился. Видишь ли, Мариночка, все люди живут в закрытом мире. Только кажется, что мир вокруг них велик, радио: телевидение, газеты, анекдоты… Вся эта информация проходит сквозь человека, он не запоминает ее — пропускает мимо ушей. Но слова — это тонкая материя. Каждый человек в обиходе употребляет ограниченное количество слов.

— И даже вы? — вскинула брови девушка.

— И даже я. У каждого человека есть ряд любимых слов, которые он употребляет чаще других, и это индивидуальность человеческой речи. Со временем их запас меняется, но новые слова приходят от людей, как правило, с которыми у тебя установилась духовная или физическая близость, или от людей, которые восхищают тебя, в которых ты влюблен… Понимаешь? — Марина молча кивнула, не отрывая от меня глаз. — Ну вот, у моей жены и появилась эта «чушня».

Я поднес трубку к уху и, услышав короткие гудки, отключил ее.

— Так, может быть, у нее на работе появился новый сотрудник?

— Нет, сотрудника не появилось, — сказал я. — Мне были известны все. У нее появился мужчина и его новые слова.

— Неужели из-за одного слова… расторгаются браки?

— Ну почему из-за одного. Их было несколько, но я их уже не помню. Это ведь было так давно. Интересно, я ведь не задумывался об этом никогда, а вот теперь когда ты спросила, сразу и понял.

— А сейчас вы счастливы в браке?

— Да, вполне.

— А вот Вудхауз сказал, что брак не продлевает жизнь любви, а только ее мумифицирует.

— Пелем Вудхауз — хороший писатель, но Свифт мне нравится больше, а он написал, что если на свете так мало счастливых браков, то только потому, что девушки уделяют больше внимания плетению капканов, чем строительству клеток. Понятно? — Я тронул указательным пальцем кончик ее носа. — А вообще истину в высказываниях великих людей найти невозможно — об одном и том же они могут говорить прямо противоположные вещи, они только соревнуются в остроумии.

— А в последних словах тоже остроумничают?

— Последних? Ты имеешь в виду, последних в жизни?