с пользой провел целый час в построенных под трибунами темных конюшнях вместе с возницами и лошадьми. Он считал себя знатоком и пришел к выводу, что упряжка белых испанских лошадей, которой правил Павел, просто великолепна. Красс на минуту задумался, раб же терпеливо ждал, чтобы передать ставки господина своим хозяевам. Как правило, долина у подножия холмов оказывалась очень удобной для тех лошадей, которые предпочитали мягкий грунт, однако дождя не было уже почти целую неделю, и под консульской ложей пыль на дороге спиралью поднималась в воздух. Красс никак не мог определиться со ставками, от волнения у него пересохло во рту.

– Ставлю три сестерция на упряжку Павла, – наконец произнес он, собравшись с духом.

Раб кивнул, однако стоило ему сделать шаг, как консул схватил его за руку костлявыми пальцами:

– Нет, только два. Дорога совсем сухая.

Человек ушел, а Красс кожей ощутил усмешку Помпея.

– Никак не возьму в толк, что заставляет тебя играть и делать ставки. Ведь ты один из самых богатых людей в Риме, а ставишь меньше, чем половина присутствующих здесь зрителей. Что для тебя эти два сестерция? Бокал вина?

Красс лишь повел плечами. Подобные разговоры он слышал и раньше. Помпею нравилось дразнить его, однако, как только ему потребуется снаряжать свои драгоценные легионы, он не постесняется прийти и начать клянчить деньги. Старшему из двоих это доставляло тайное наслаждение, хотя иногда он спрашивал себя, задумывается ли об этой стороне дела Помпей. Окажись Красс на его месте, ситуация стала бы для него медленным ядом, однако Помпею жизнерадостность не изменяла никогда. Этот человек совсем не понимал приносимого богатством достоинства.

– Лошадь может подвернуть ногу, а ездок совсем не застрахован от падения. Думаешь, я готов швырять деньги на ветер?

Вернулся раб и протянул Крассу жетон. Тот крепко сжал символ благополучия в руке, стараясь не замечать презрительного взгляда соконсула.

– А кто, кроме Павла, соревнуется в первом забеге? – поинтересовался Помпей.

– Еще три упряжки, господин. Одна новая, из Фракии, Даций из Мутины и вторая упряжка из Испании. Говорят, испанские лошади попали на море в шторм, а потому могут оказаться очень нервными. Большая часть зрителей сейчас ставит на Дация.

Красс смерил раба гневным взглядом.

– Ты раньше ничего этого не говорил, – резко заметил он. – Павел тоже привез лошадей из Испании. Они плыли на том же корабле и тоже пострадали в шторме?

– Не знаю, господин, – ответил раб, склоняя голову.

Красс даже покраснел, пытаясь решить, стоит ли забирать ставку, пока еще не начались скачки. Нет, только не перед Помпеем. Впрочем, если бы удалось хоть на минуту отойти…

Помпей улыбнулся. Сомнения коллеги от него не укрылись.

– Я полностью доверяю народу, – заявил он. – Сотня золотых на Дация.

Раб проявил завидную выдержку: даже не моргнул, хотя цена была выше той, за которую на торгах продали его самого.

– Конечно, господин, как пожелаете. Сейчас я принесу вам жетон.

Он бросил на Красса вопросительный взгляд, но тот лишь гневно смотрел на него.

– Быстрее, сейчас начнутся скачки, – поторопил Помпей, и раб бросился бежать.

К стоящему на краю трека горнисту с длинным бронзовым горном в руках приблизились два знаменосца. Раздался призывный звук. Толпа радостно зашумела, и ворота конюшен распахнулись.

Первым появился римлянин Даций на легкой колеснице, запряженной темными меринами. Красс даже слегка поежился: гордый, уверенный в себе возница плавно проехал перед зрителями и остановился точно перед линией старта. Он был невысокий и плотный, но толпе явно нравился: бурным приветствиям не было конца. Атлет салютовал в сторону консульской ложи, и Помпей тотчас поднялся, приветствуя всеобщего любимца. Красс последовал было примеру товарища, однако Даций уже отправился готовиться к заезду.

– Он явно рвется в бой, – жизнерадостно заметил Помпей. – Смотри, как его лошади кусают удила.

Красс промолчал, внимательно наблюдая за выездом следующей упряжки. Судя по преобладанию зеленого цвета, это фракиец. Бородатый ездок был неизвестен и неопытен, а потому мало кто из зрителей поставил на него. И все же они добросовестно приветствовали атлета, хотя многие в то же самое время вытягивали шеи, чтобы не пропустить выезд из темноты конюшен еще двух команд.

Павел подстегнул длинными поводьями своих испанских лошадей, и те стремительно вылетели на залитый солнцем трек. При виде этого великолепного зрелища Красс нетерпеливо стукнул кулаком по перилам:

– Да, Дацию придется хорошо потрудиться, чтобы победить этих красавцев. Посмотри, Помпей, как они великолепны.

Павел приветствовал консулов уверенно и торжественно. Даже на почтительном расстоянии Красс заметил, как сверкают на смуглом лице ослепительно-белые зубы, и на душе у него стало немного спокойнее. Колесница встала в один ряд с другими, а вскоре к ним присоединился и последний из соревнующихся – тоже испанец.

В конюшне Красс не заметил в лошадях никакого изъяна, но сейчас он вглядывался как можно внимательнее, пытаясь обнаружить признаки слабости. Несмотря на собственные хвалебные восклицания, Красс теперь уже не сомневался в том, что по сравнению с другими жеребцы Павла выглядели не так спокойно и уверенно. В эту минуту снова зазвучал горн, и все пари прекратились. Красс неохотно сел на место. Раб принес Помпею жетон, и консул рассеянно теребил его в руках, ожидая сигнала к началу соревнований.

Над трибунами повисла напряженная тишина. Лошади Дация внезапно чего-то испугались и шарахнулись прямо на колесницу фракийца; обоим атлетам пришлось наводить в своих упряжках порядок. Хороший возница вполне способен в галопе щелкнуть кнутом всего в нескольких дюймах от головы любой из своих лошадей, так что вскоре все уже снова стояли на местах. От взгляда Красса не ускользнула уверенность фракийца, и он невольно подумал, не упустил ли верный шанс. Среди более опытных соперников бородач даже и не думал волноваться.

Тишина продолжалась еще несколько мгновений: было слышно, как храпят и бьют копытами лошади. Потом раздался третий сигнал горна, и все вокруг моментально пришло в движение: колесницы рванулись вперед, а трибуны взорвались криком и свистом. Скачки начались.

– Ты правильно поступил, Красс, – вдруг заметил Помпей, глядя поверх голов многочисленных зрителей. – Вряд ли в Риме найдется хоть один человек, у которого твоя щедрость вызывает сомнение.

Красс быстро взглянул на соперника, думая, что тот насмехается. Но Помпей казался абсолютно бесстрастным и, судя по всему, даже не заметил взгляда.

Внизу, на треке, колесницы уже доехали до первого поворота. Легкие экипажи описывали на песке широкую дугу, лошади бежали размашистым аллюром. Возницы отклонились в сторону, пытаясь уравновесить крен: от падения их могли спасти только собственное мастерство и сила. Зрелище стало особенно впечатляющим, когда Даций с удивительной точностью промчался сквозь узкий