Ближе к рассвету два перепуганных гонца, чья одежда пропахла адской серой и еще чем-то совершенно непередаваемым, постучали в дверь Феннера и потребовали бочонок рома, за который очень хорошо заплатили. Один из них сообщил семье, что дело Джозефа Карвена закрыто и что о событиях этой ночи больше не следует упоминать. Каким бы высокомерным ни казался сей приказ, вид того, кто его отдал, умалил всякую возможную в подобном случае обиду и придал словам устрашающий авторитет — так что только эти тайные письма Люка Феннера, которые он завещал уничтожить своему коннектикутскому родичу, остались, чтобы рассказать о том, что видел он и слышал. Вероятно, только необязательность того человека, сохранившего переписку, спасла дело от милосердного забвения.

Чарльзу Варду удалось добавить одну деталь — в результате долгого опроса жителей Потаксета об их предках. Седой Чарльз Слокэм, старожил тех краев, рассказывал, что его деду был известен дикий слух об обугленном, искореженном теле, найденном в поле через неделю после того, как было объявлено о смерти Джозефа Карвена. Останки те, пусть даже и серьезно пострадавшие от огня, явно не были человеческими, но и зверья такого никто из потаксетских жителей даже и по книгам знать не знал.

6

Ни один человек, участвовавший в том ужасном рейде, не мог сказать ни слова о нем, и каждый фрагмент смутных сведений, который только сохранился, происходит от тех, кто не входил в последнюю боевую группу. Есть что-то пугающее в том, с какой тщательностью эти настоящие налетчики уничтожали каждый клочок бумаги, имевший малейшее отношение к делу. Восемь моряков были убиты в ту ночь, но, хотя их тела не были предъявлены, их семьи были удовлетворены заявлением о том, что произошла стычка с таможенниками. То же самое заявление касалось и многочисленных случаев ранений; все были тщательно перевязаны и обработаны только доктором Иависом Боуэном, который сопровождал группу. Труднее всего было объяснить странный запах, буквально пропитавший одежды рейдеров, — о нем в городе говорили еще недели напролет. Из первых лиц города сильней всего пострадали капитан Уиппл и Моисей Браун; письма их жен свидетельствуют о недоумении, вызванном тем, что они никого не подпускали к ранам и ни словом не обмолвились о случившемся. Участники нападения на ферму Карвена как-то сразу постарели, будто после сильного потрясения, — к счастью, все они были сильными, привыкшими работать в самых тяжелых условиях и, кроме того, искренне религиозными людьми, ортодоксами. Умей они глубже задумываться над пережитым, обладай более тонким умом — им пришлось бы не в пример хуже. Тяжелее всех инцидент пережил преподобный Мэннинг, но и он сумел преодолеть мрачный опыт и обрести утешение в молитве. Каждый из этих незаурядных людей сыграл в будущем региона важную роль; капитан Уиппл, например, годом позже возглавил восставшую толпу, спалившую доходное судно «Гаспи». В сем поступке можно усмотреть желание навсегда избавиться от ужасных образов, отягощавших его память, заслонив их другими яркими впечатлениями.

Вдове Джозефа Карвена был доставлен запечатанный свинцовый гроб странной конструкции, очевидно, найденный на ферме и использованный по назначению, в котором, как ей сказали, лежало тело ее мужа. Ей объяснили, что он был убит в стычке с таможенниками и ни к чему уточнять подробности. Больше никто ни словом не обмолвился о кончине Джозефа Карвена; потому-то Чарльз Вард и строил всю свою теорию о предке всего на одном смутном намеке. То был не вполне намек даже — скорее, малая зацепка: подчеркнутый дрогнувшей рукой отрывок из конфискованного послания Иедидии Орна к Карвену, частично переписанного Эзрой Уиденом. Копия сыскалась у потомков Елеазара Смита, и можно лишь гадать, отдал ее Уиден своему другу после расправы, как немой ключ к свершившимся темным делам, или, что более вероятно, письмо находилось у Смита еще до ночных событий, и он самолично сделал ту пометку, обдумав все то, что ему удалось вызнать у Эзры путем проницательных догадок и ловких выспрашиваний. А отмечены им были следующие слова: «Заклинаю же Вас — не Взывайте к Тому, кого не сумеете подчинить Воле своей. Здесь я имею в виду Того, кто сможет в свою Очередь призвать супротив Вас такие Силы, что многажды превосходят Ваши наиболее мощные колдовские Инструменты и Заклятья. Призовите Нечто Меньшее и молитесь на то, чтобы Нечто Большее не пожелало откликнуться на Ваш зов».

В свете этих строк Чарльз Вард всерьез задумался о том, каких невообразимых союзников мог в качестве крайней меры призвать поверженный колдун. Да и взаправду ли был Карвен убит тогда разгневанными жителями Провиденса?..

Тщательному уничтожению любых сведений о темном дельце из жизни и архивов города весьма способствовало высокое положение и влиятельность главных заговорщиков. Поначалу они не были столь осмотрительны: вдова, ее дочь и отец долго пребывали в неведении относительно событий той роковой ночи, пока до сведения капитана Тиллингэста, человека весьма проницательного, не дошли некоторые слухи. Они столь ужаснули его, что он настоятельно рекомендовал дочери и внучке немедленно сменить фамилию, а сам предал огню библиотеку со всеми архивами и сбил надпись со сланцевой могильной плиты зятя. Капитана Уиппла он хорошо знал — и, вероятно, сумел выведать у того куда больше правды о смерти дельца-чародея, чем многие другие любопытствующие.

С того времени запрет на упоминание имени Джозефа Карвена стал полным и безоговорочным, распространившись, по всеобщему согласию, на городские анналы и архивы «Газетт». По духу ситуация была вполне сравнима с тем забвением, коему на десятилетие было предано имя Оскара Уайльда, а по масштабу — только с судьбой нечестивого короля Рунасара из сказки лорда Дансени, короля, коего по воле оскорбленных богов не только не стало, но и никогда не было.

Миссис Тиллингэст — именно так вдову стали величать после 1772 года — продала дом в Олни-корт и переехала к отцу на Пауэрс-Лейн, где и жила до самой смерти в 1817 году. Ферма в Потаксете, куда не отваживалась более ступить ни одна живая душа, на протяжении всех этих лет стояла в запустении и вскоре совсем обветшала. К 1780 году остались лишь каменные и кирпичные стены, а к 1800 и те осыпались в ничто. Никто из жителей округи не пытался отыскать в густых зарослях на речном берегу остатки прохода в подземелье, да и в восстановлении хода событий, приведших Джозефа Карвена к бесславному концу, так никто и не преуспел.

И только крепкий старый капитан Уиппл, как говорят люди с хорошим слухом, иногда бормотал себе под нос: «Чума его забери, почто ж он смеялся, а не кричал, перед самым концом? Как будто припас напоследок какой-то трюк… Эх, уплати б мне кто полкроны — я б его чертов дом дотла спалил!»

1

Как уже говорилось, Чарльз Вард только в 1918 году узнал о своем тайном предке. Неудивительно, что он тотчас же проявил живейший интерес ко всему относящемуся к этой таинственной личности. Все позабытые подробности жизни Джозефа Карвена приобрели в глазах Чарльза небывалую значимость — ведь и в нем, как оказалось, текла кровь дельца-колдуна! Да и любой генеалог, преданный своему делу и наделенный пытливым умом, ни за что не пропустил бы подобное дело.