Он резко повернулся, черные волосы упали на лоб, непроницаемый обжигающий взгляд уперся в пальчики, сжимающие ткань.

– Уберите от меня свою руку.

Пенни отшатнулась назад, словно он прижег ее каленым железом.

– О, конечно. Священная персона.

– Никто – никогда – не касался меня без моего дозволения.

– Еще одна королевская привилегия? Сами-то вы не постеснялись схватить меня! Значит, вы отослали Джеба прочь с пустыми руками? А как же ежики?

Николас закрыл дверь и прислонился к ней спиной. Уголок его рта нервно подергивался.

– Я выпустил их на свободу. Еще вчера.

Она попыталась завязать пояс, но он запутался.

– Неделя работы насмарку! Почему?

Его глаза словно темный лес в полночь, где под каждым кустом кроются тайны.

– Мне не понравилось, что они сидят в клетках.

– В Ковент-Гарден ежам не делают ничего плохого. В Лондоне они живут гораздо дольше, чем на воле. За ними хорошо ухаживают, их там холят и лелеют. Они домашние любимцы!

– Теперь уже нет. Больше ни одно дикое создание не попадет в плен на этих землях.

Она повернулась и начала расхаживать взад-вперед, обхватив себя обеими руками, а его взгляд жег ей спину.

– Вы понятия не имеете, так ведь? Вам все равно, как живут простые люди и что жалованье, присылаемое моей матери, – жалкие оскорбительные крохи. Значит, наш коттедж принадлежит вам! Наряду с дворцами, замками и поместьями. Вы живете в роскоши. Ваши носовые платки стоят месячного жалованья. У вас с собой портрет невесты в медальоне ценою в целое состояние. Вы никогда ни в чем не нуждались. Стоит только щелкнуть пальцами, и вы получите все, что ни пожелаете…

– Не всегда, – оборвал он ее.

Она остановилась и повернулась к нему лицом. Ноги окоченели на ледяном полу. Пенни потерла ступней о лодыжку.

– И когда же это вам чего-то хотелось, а вы не получили? – с вызовом бросила она ему. – Назовите хоть один случай!

Предрассветный сумрак смягчил черты его лица, сгладил резкую линию подбородка и носа, черные волосы, казалось, просто подернуты сажей. Он был невероятно, опасно красив.

– Сейчас, – сухо бросил он. – Я хочу вас.

Из открытого окна дохнуло холодом. Пенни потерла заледеневшие пальцы о голень.

– В таком случае вы правы, Ваше Великое Всемогущество, – огрызнулась она. – Я – единственное, чего вам не получить!

Его слова качнулись в воздухе и упали, обрастая настоящим значением. «Я хочу вас». Она стояла перед ним, взъерошенная и злая. По спине рассыпалась львиная грива беспорядочно торчащих золотых волос, спутавшаяся в том месте, где она прижималась во сне к подушке. Круглый кончик носа порозовел, глаза превратились в узкие щелочки, спрятав переливчатый зеленый свет за двумя рядами похожих на щетинки светлых ресниц. А теперь она еще прыгала с ноги на ногу, чтобы согреться, и отчитывала его. Ни в ее облике, ни в поведении не было ничего соблазнительного, но в его мозгу трепыхалась только одна мысль: «Я хочу вас».

Желание было настолько внезапным, что застало его врасплох. Кровь запела в венах, каждый мускул напрягся и зазвенел. Чувства обострились. Будоражащие, сладкие запахи сна, женщины и постели щекотали ноздри. Пальцы на ее ногах ровные, правильной формы, ноготки – словно жемчужины, лодыжки восхитительные, как у херувима. Рубашка доходила до самых колен. На запястьях сверкали крохотные золотистые волоски. Пальцы агрессивно вцепились в рубашку. Шея – колонна враждебности. И все же ему мерещился ее вкус, вкус шиповника и диких земель…

«Единственное, чего вам не получить!»

Душевные мучения накрыли его с головой. Страсть всего лишь еще одно наказание и еще одна слабость, которую следует подавлять любой ценой. Но сейчас она предъявляла на него свои права, насмехаясь над его решимостью.

Николас встретился с Пенни глазами. Краска разлилась по ее щекам и добралась до самых корней волос. Она повернулась и снова залезла в кровать. Хлопок заманчиво обрисовал изгибы женского тела. Рваный подол обнажил икры и грязные розовые ступни. Она откинулась на подушки и сложила руки на груди, соски тут же обозначились под тонкой тканью. Его тело сразу откликнулось.

– Уходите! – крикнула она. – Мне плевать, даже если вы Иван Грозный и Сулейман Великий в одном лице. Убирайтесь вон!

Николас судорожно сглотнул. Как он мог позволить инстинктам взять над ним верх, когда столько поставлено на кон? Старые страхи пробудились и заворочались, приговаривая: «Дьявольское отродье!»

– Продолжим нашу дискуссию за завтраком. Спускайтесь, когда будете готовы. – Слова прозвучали холодно и пусто.

Он поклонился ей и удалился.

Он уже начал думать, что она вообще не придет. Омлет окаменел, подернулся коркой, и его пришлось выбросить. Горячие булочки, лежащие в корзинке, испустили весь пар и остыли. Каждые полчаса он заставлял убирать со стола и накрывать заново. Живот возмущенно урчал. Она появилась, когда выбросили четвертый завтрак.

Пенни застыла в нерешительности на пороге. Умытое лицо блестело, она и голову вымыла. Еще влажные волосы были заплетены в две косы. Должно быть, мать прислала ей свежее платье, поскольку она была в простом желтом муслине с маленьким вырезом и длинными рукавами. Скромно, непритязательно, не слишком подчеркивает фигуру, очень по-английски. Николас встал из-за стола. Свой стыд и страсть он похоронил под логическими доводами, судорожно хватаясь за остатки здравого смысла. Он знал, что должен делать и что планирует Карл. Эта женщина обязана помочь ему, но ничего личного или интимного здесь нет – и не должно быть. Она смешна и нелепа со своими ежиками и английскими манерами. Женщина такого типа никогда не вошла бы в его жизнь при нормальных обстоятельствах, несмотря на то что в ее жилах тоже течет королевская кровь.

Пенни с минуту разглядывала его, потом решительно прошла по ковру и села на стул, который выдвинул для нее Алексис. Веки ее покраснели, на щеках проступали едва заметные пятна.

– Прошу прощения, если огорчил вас чем-то, – произнес Николас. – Я должен убедить вас помочь мне.

Она бросила взгляд на мальчишку:

– При свидетелях?

– Мы можем свободно говорить по-английски. Алексис знает только глариенский, немецкий и французский. – Он махнул рукой в сторону буфета. – Что вы предпочитаете?

– Вернуться домой, – ответила она. – Мне не до завтрака.

– Я бы никогда не стал заставлять леди есть против ее воли, но я подумал, что вы соблазнитесь. – Он улыбнулся той заученной придворной улыбкой, которая призвана очаровывать и располагать к себе. – Никакого колдовского зелья туда не подмешано: Можете есть спокойно, вам ничто не грозит. Это просто еда.

Он сел и кивнул Алексису: Александр Грегор, граф фон Кинданген, самый младший из тех, кого он взял с собой с «Королевского лебедя», мальчишка с яркими пушистыми волосами цвета одуванчика.