Одна куча тряпья, справа, ходила ходуном – вперед-назад под одеялом, ритмично, даже слишком – мальчик миновал ее, еще шаг – и…

Она круто развернулась. Каблуком наступила на чью-то правую руку, как раз над локтем. Носком другого сапога ударила по тряпкам – для большей крепости носок был снабжен железной оковкой поверх кожи. Под одеялом хрустнуло сломанное ребро.

Если там лежит очередной листоед со слизью вместо мозгов, хозяева возражать не будут.

Из темноты откуда-то впереди и снизу раздалось:

– Меча нет!

По мнению владельца шипящего голоса, посетительница была безоружна. Ладно, пусть так и думают.

Она ударила еще раз – так, чтобы у лежащего на время перехватило дыхание, – и отскочила в сторону. Краем глаза уловила, как исчезает в темноте мальчишка, – но там, где он только что был, теперь стоял кто-то другой. Угрожающая поза и клинок в руке.

Грубая работа. При свете дня, когда жертва могла бы издали увидеть нависающую фигуру вооруженного громилы и застыть от страха, затея имела бы определенный успех. Да и здесь, в вонючей полутьме, она сгодилась бы против неопытного. Но когда имеешь за плечами десятилетие боевых трудов…

Радстак вытянула левую кисть, раздвинув и распрямив пальцы. В затхлом воздухе лязгнул металл – это сработал механизм.

Правую руку она резко выбросила вперед и ударила по пальцам, сжимавшим нож. Сильный, болезненный удар отвлек нападающего. Но исход схватки, конечно же, решила левая рука: молниеносный взмах, тонкое жужжание металлического жала и два изогнутых шипа – красивые, надежные, остро заточенные, как и все, чем пользовалась Радстак, – выскочили из тыльной стороны ее ладони. Каждый из них сорвал лоскут кожи с лица противника. Одновременно женщина снова крутанулась на каблуках, открыв путь шатающейся окровавленной фигуре, которая с воплем пролетела мимо и рухнула поверх нескольких лежащих тел.

Она застыла, пригнувшись и расставив жилистые ноги. С лезвий капала кровь. Тело под одеялом справа от нее исходило криком нестерпимой боли.

Впереди еще что-то шуршало. Тот, кто шипел «Меча нет», – а может, там были и другие. Ее поверженный противник не переставая вопил на полу у нее за спиной – высоким, пронзительным голосом, словно безумный. Наверное, она попала в глаз. Глупый подонок Перешейка!

Ее правая рука выхватила из сапога клинок – тонкая плоская полоска кованого металла без рукояти. Специально для метания. Она взвесила нож на ладони. Затаив дыхание, вслушалась, определяя, что готовится в темноте.

Вновь появился мальчишка – с грязным пятном на балахоне и гладким личиком, которое осталось бы непроницаемым даже при самом лучшем освещении. Где-то в углу комнаты, подобной пещере, послышались неровные, удаляющиеся шаги. Тела – даже те, на кого свалился раненый, – не издавали ни звука, лишь подергивались и изредка вздрагивали.

Радстак сунула метательный нож за сапог, но шипы, прикрепленные к левой перчатке, не убрала. Мастер, который сделал это хитроумное приспособление, проживал в деревне неподалеку от ее родного Хюннси. Он был средних лет, но жить ему оставалось мало. Его тело изнутри пожирал недуг, источивший плоть и превративший человека в мешок с костями. Мастер уже не мог ходить без посторонней помощи, а потому старался пореже отходить от верстака, где и была изобретена замечательная перчатка. Радстак сама подсказала ему идею, постаралась объяснить, что имеет в виду. Она увидела такую штуку во сне. Это был очень яркий боевой сон, и мысль о перчатке хорошо запечатлелась в памяти.

Мастер слушал внимательно, хотя глаза его на увядшем лице были бесстрастны, безмятежны. Радстак говорила, описывая воображаемое оружие, в надежде, что умелец возьмется изготовить его. Если она умолкала, подыскивая точные слова, он заставлял ее продолжать, пока она не запуталась вконец и видение из сна не превратилось в совершенную чепуху. Тогда он взял у нее деньги, велел уходить, в назначенный день вызвал ее к себе и вручил перчатку.

Радстак пробыла в той симпатичной деревушке еще два дня, оставшиеся мастеру до смерти. Она хотела присутствовать на похоронах. Потом не преминула проникнуть ночью в его дом и удостовериться, что замысел перчатки не был перенесен на бумагу.

Она зря беспокоилась. За всю свою жизнь умелец не сделал ни единого чертежа.

Теперь Радстак уставилась на смутно различимого проводника, восстанавливая дыхание. Когда оно стало ровным и спокойным, наемница кивком велела мальчишке вести ее дальше. Вымазанные кровью шипы она не убрала.

Самое умное дело она сделала, прибыв на север в поисках войны. Для наемника здесь имелся большой выбор работы. Самое выгодное дело – следующее в ее списке личных приоритетов – в данный момент заключалось в отыскании недорогого жилья. Впрочем, час-другой это могло подождать.

Она вынула кожистый темно-синий лист, откусила треть, а остальное вновь спрятала в потайной кармашек под кожаным панцирем. Сразу же у нее жестоко заболели зубы. Листоеды – вот такие, потерянные, что живут под одеялами в этом притоне – обычно обращались к зубодеру, или же зубы сами выпадали один за другим. Они посасывали свои листья мансида, изредка ели что-нибудь, перетирая пищу деснами, и избегали солнечного света.

Слабаки.

Радстак, стиснув зубы, выждала, пока боль достигнет пика и пройдет. Остановилась, прислонилась к стене, ухватившись за нее покрепче, чтобы устоять на ногах, когда тело нальется тяжестью. Ее растягивало, сжимало, выпрямляло, скручивало. Но и это прошло, как зубная боль. Равновесие восстановилось – даже стало лучше, чем было.

Окружающее – улица, люди – перестало ее интересовать.

Она побрела, куда глаза глядели, крадущейся походкой. Петград был многолюден, и улицы его, казалось, никогда не затихали. Впереди виднелись высокие башни. Квадратные сооружения из камня и бетона, с нарядными металлическими шпилями. Они впечатляли, спору нет. Незачем зря очернять этот город. Ведь здесь можно хорошо продать свой меч…

Если повезет, скоро она станет защитницей этого местечка от… как там бишь его?.. Да, от Фелька.

Итак, агрессором на этот раз стал Фельк. Об этом твердили иноземные торговцы, прибывающие в Южный Край. Радстак предпочитала сражаться на стороне нападающих, но здесь это было непрактично. Город-государство Фельк – как и недавно захваченные Фельком территории – попросту было труднодоступно. Она приехала в Петград, заплатив за место в фургоне, нанятом такими же южанами-наемниками, учуявшими зазывный запах войны. Она ни с кем не завязывала дружбы в дороге, хотя однажды ночью основательно изнасиловала белобрысого парня-возчика, который подрядился их доставить. Застенчивый юнец согласился спустить штаны только под угрозой ножа, однако все, что от него потребовалось, исполнил весьма охотно – и даже с энтузиазмом.

Ветер приносил аромат войны. Войска Фелька, сметая все преграды, двигались на юг. Такой войны она за всю свою жизнь не видывала. Война, какой не случалось на Перешейке сотни зим, – а может, и вовсе не бывало. Не феодальная распря, не мелкая стычка. Фельк намеревался захватить абсолютную власть. Это любому дураку было ясно.