Во главе разбитых по полкам солдат отец поставил генерала Кутепова.

(Александр КУТЕПОВ (1882–1930) — в 1924 году по приглашению Великого князя Николая Николаевича перебрался в Париж, где занялся организацией подрывной деятельности против СССР, финансируя теракты против советских учреждений. Работал Кутепов, судя по прогремевшему в 1927 году на Лубянке взрыву, весьма успешно. А вот попытки советских спецслужб разобраться с обидчиком ни к чему не приводили — генерала слишком хорошо охраняли. Однако демократ Кутепов требовал, чтобы его охрана тоже имела выходной день. В воскресенье 13 января 1930 года он в одиночестве отправился на службу в русскую церковь. И был похищен сотрудниками ОГПУ. — Примеч. И.О.)

Кутепов держал всех в большой строгости. Каждое утро солдаты и офицеры должны были маршировать, тренироваться. В общем, ситуация больше напоминала выезд на учение, нежели эмиграцию. Все же были уверены, что скоро снова удастся вернуться в Россию.

На полуострове была строжайшая дисциплина и порядок. Хотя народ, поселившийся там, не имел ничего. Из консервных банок своими силами построили церковь, из палок делали вилки и ножи. Провели дорогу, воду. Каждому солдату было приказано принести по камню, из которых потом возвели памятник погибшим. Камнями же на берегу была выложена надпись: «Только смерть может избавить тебя от исполнения долга».

Французы, поначалу помогавшие нашим, с каждым днем все уменьшали и уменьшали пайки. В конце концов, они пригрозили вообще прекратить кормить русских солдат и офицеров и предложили им вернуться обратно. Говорили, что Советы никого не тронут.

Восемь с половиной тысяч человек поверили в это обещание и вернулись в Россию. Их всех расстреляли. Другую часть эмигрантов французы и англичане уговорили поехать в Бразилию. В результате те, кто поддался на уговоры и поехал, стали обыкновенными рабами на кофейных плантациях.

А союзники продолжали подталкивать остатки белой армии покинуть Турцию. Ведь все солдаты и офицеры были вооружены. Такая сила представляла опасность. Русским ничего не стоило взять Константинополь. Отца стали вынуждать отдать приказание вернуться в Россию. Он, разумеется, отказывался.

На случай своего возможного ареста (а были данные, что французы собирались это сделать) он даже заготовил приказ с незаполненной датой. «За отказ склонить армию к возвращению в советскую Россию я арестован французскими властями, — писал отец. — Будущая Россия достойно оценит этот шаг Франции, принявшей нас под свою защиту».

Кстати, помощь, оказанная союзниками Белой армии, вовсе не была безвозмездной, как принято считать. За то, что остатки Белой армии получали скудный продовольственный паек, союзники забрали весь наш флот, находившийся в Черном море и заморозили счета в зарубежных банках.

Вскоре на отца было совершено покушение. Родители жили на борту яхты, так как сходить на берег отцу разрешалось только на несколько часов. Союзники боялись, что отец агитирует солдат и офицеров против держащих их на голодном пайке французов.

Мы же с бабушкой находились поначалу на другом теплоходе, а потом и вовсе получили возможность поселиться на острове. Так вот, пока родители жили на яхте, Советы наняли у итальянцев, которые в то время были довольно прокоммунистически настроены, пароход и со всего хода врезались в эту яхту.

Но так получилось, что в день покушения родители отмечали годовщину свадьбы и решили на несколько часов (на два-три часа они могли сходить на берег) выехать в Константинополь. Обыкновенно, когда они выезжали, матросы давали сигнал. А этим утром отец почему-то распорядился сигнал не давать. Вскоре после того, как родители покинули яхту, в нее и врезался пароход.

Яхта затонула в считанные секунды. Один из офицеров, находившихся на ней, погиб. Потом, когда был суд, подтвердилось, что пароход был зафрахтован большевиками.

Из Турции многие офицеры перебрались в Болгарию. Они еще тогда продолжали держаться вместе. Днем трудились на дорожных работах, а вечером надевали военную форму. Наша же семья уехала во Францию. У бабушки там были знакомые французы, которые разрешили нам жить в их небольшом замке в горах.

Бабушка надумала разводить кур. Купила инкубатор, но, так как там не было электричества, пришлось ставить керосиновые лампы. Куры, разумеется, дохли. Таку нас с этой затеей ничего и не вышло.

Потом решили делать конфеты. В окрестностях по дорогам всюду росла ежевика. Мы ходили с корзиночками ее собирать. Идея заключалась в том, чтобы сделать из ягод конфеты в сахаре и продавать их. Но ничего из этого тоже не вышло. Накупили заранее коробки, а делать сами конфеты так и не научились.

К несчастью, Советы не оставляли попыток избавиться от отца. И, в конце концов, им это удалось. Мы только-только перебрались в Бельгию. Родители считали, что нам, детям, лучше учиться в школе на французском языке. У нас был свой дом, в котором кроме нас с родителями жили бабушка, ее сын, который сделался ненормальным после заражения крови (это произошло еще до революции), и денщик отца.

Неожиданно в один из дней из-за границы приехал родной брат этого денщика, матрос. Все почему-то нашли это совершенно нормальным — перебраться через границу, отыскать наш домик. Целый день этот матрос находился на кухне, а вечером уехал. Поинтересоваться более подробно, кто он, откуда приехал и куда уехал, никому и в голову не пришло.

А вскоре отец заболел. У него был сильный жар. Но доктора не могли выяснить, чем он болен. Говорили, что это скоротечный туберкулез. Отец жаловался врачам: «Меня страшно утомляет работа мозга. Я не могу с этим бороться. Картины войны все время передо мной, и я пишу все время приказы, приказы, приказы».

Сейчас-то я понимаю, что отца отравили. Он промучился месяц. Ему было только 49 лет. Многие не могли поверить, что отца больше нет. Его секретарь получал письма с просьбой заставить врачей удостовериться, что это не летаргический сон. «Не хороните генерала до появления трупных пятен», — писали сторонники отца.

После его смерти мама осталась одна с четырьмя детьми. Младшему было пять лет. Другой мой брат учился в университете на агронома, сестра работала секретаршей. А еще ведь были я, бабушка и дядя. Жили мы на маленькую пенсию, которую дал маме король Александр. Его потом застрелил какой-то сумасшедший.

Похоронили отца в Бельгии. Но, так как большинство армии оставалось в Югославии, его тело перевезли туда. На похоронах служили сто священников. Тело отца похоронили в стене, прикрытой большой доской с надписью: «Генерал Врангель».

Потом, когда к власти пришел Тито, это место чем-то замаскировали, так как боялись, что коммунисты могут надругаться над могилой. Сейчас все прикрытия убрали, церковь, где покоится отец, работает, там проходят молебны. Одно из моих самых заветных желаний — побывать в этом храме, поклониться отцу. Не было ни одного дня, чтобы я не вспоминала его…

(Иосип БРОЗ ТИТО (1892–1980) — правитель Югославии с 1945 по 1980 годы, по примеру коллег из Кремля сделавший псевдоним своей фамилией. В 1974 году Тито был избран президентом страны без ограничения срока полномочий и бессрочным председателем Союза коммунистов Югославии. — Примеч. И.О.)