Что важно знать (и не забывать) об игнорировании.

1. Оно не равно неприятию. Неприятие тождественно следованию традиции, это настолько просто, что было сказано уже в первом предложении.

2. Оно должно быть искренним. Человек, декларирующий отказ от следования той или иной традиции (празднования праздников, заключения браков и т.п.), но втайне страдающий от того, что его не пригласили на соответствующее торжество, традицию не игнорирует, а насильственно выключен из нее. Не стоит усугублять эту (временную) неприятность самообманом.

Самообман – это вообще состояние сознания, в котором невозможно ничего. Кроме продолжения самообмана.

А это утомительно и не очень увлекательно.

З

Задача человеческой жизни на земле состоит в том, чтобы отменять ад. Всеми доступными средствами.

Тут такая хитрая штука получается, что его (ад) вообще-то уже отменили. Но это действие такой сложности и силы, что оставляет эхо. Которое повторяет, повторяет и повторяет. Ада нет, а эхо – есть. И вопрос только в том, что при этом делаем мы.

Каждый живой человек или отменяет ад в меру своих скромных сил, или участвует в какой-то совсем другой игре. Которая, при всей ее (возможной) привлекательности – не о бессмертии. А о небытии. Не надо поэтому в нее играть.

Потому что мы тут, с виду такие глупые пакеты биомассы, сикось-накось перемотанные цветными веревочками, с детства обученные заблуждаться и, кажется, больше почти ничему – чистый свет, радость, движение и сила. Ну или нас вообще нет. Одно из двух, чуваки.

Одно из двух.

Здесь и сейчас, а значит всегда я слушаю реальность, как музыку, и знали бы вы, как, оказывается, мало фальшивых нот в этой симфонии, гораздо меньше, чем кажется, когда она доносится издалека; подозреваю, что когда находишься в самом эпицентре, фальшивых нот вообще нет, ни одной.

Зимняя проповедь

Можно ходить, задрав голову, глазеть на заснеженные, как с рождественской открытки, деревья, изумляться, что еще совсем тепло, украдкой высунув язык, ловить сладкие снежинки, разгрести сугроб на клумбе и увидеть, как таращатся оттуда на белый (как снег) свет любопытные анютины глазки.

А можно, матерясь, чистить машину, клясть на чем свет стоит жидкое хрючево под ногами, сутулиться под дополнительным килограммом одежды. Или даже двумя. Будь они прокляты.

В супермаркете сегодня бушевал хромой алкаш в солдатском бушлате, из-под опухшей буро-малиновой рожи проступали тонкие острые черты потомственного интеллектуала, потенциального известного публициста, а то и вовсе популярного блоггера, без пяти минут совести нации, все равно какой. Ну, в данном конкретном случае, кириллической, поскольку буянило существо на языке Пушкина, Демьяна Бедного и прочих родных осин.

Алкаш не просто так буянил, а деятельно критиковал окружающую действительность. «Старая корова, а вся в красном», – орал он, увидев пожилую женщину в красном пуховике. «Мужик, а траву жует! Ты же мужик!» – негодовал, глядя, как элегантный джентльмен кладет в корзинку кочанный салат и лук-порей. «Уроды, штаны зашейте!» «Дура, зачем дите в магазин потащила!» «Козлы молодые, вам курить вредно!» «Жирные бляди, куда конфеты жрать!»

И так далее. Критические замечания перемежались рефреном: «Я инвалид!» – как будто быть инвалидом – это какая-то особая заслуга, результат многолетних усилий, недооцененных пока равнодушным обществом.

Прочие покупатели не обращали внимания на вопли, только брезгливо обходили строгого критика стороной, почитая за благо обойтись сегодня без горячей выпечки, возле лотка с которой как раз выступал несостоявшийся модный блоггер-публицист.

Этот несчастный алкаш, – осенило меня уже на выходе – натурально персонификация критического ума, угрызающего изнутри всякое бескрылое двуногое органическое существо, обученное хотя бы азам искусства речи (и, следовательно, думания). В любом человеческом сознании скачет такой вот опухший, вечно хмельной от собственной правоты, гордый собой калека, выкрикивая: «зачем эта жирная дура обтягивающие штаны надела?» «что за жлобская харя из аптеки вышла?» «только недоумки путают «тся»-«ться» на письме!» «какой у этого дядьки подбородок безвольный!» «у собаки морда тупая» «какой бездарный козел левой задней ногой этот плакат малевал?» – и это только самые простые примеры, почти безобидные на фоне всеобщего недовольства всем.

В моем сознании он тоже скачет. Мой критический ум – самый злобный и грязный пьяный инвалид на районе. Вам и не снилось.

Я с детства (правда, не раннего, родили меня все-таки ангелом, предоставив счастливую возможность испортиться самостоятельно и, таким образом, дотошно изучить процесс) могу раскритиковать вообще все что угодно. Начиная от любимого мороженого и заканчивая оттенком невидимого света, непрерывно изливающегося из космоса на мою неблагодарную макушку. Уж будьте покойны, придумаю, к чему придраться: бледненький он какой-то сегодня, этот ваш космический свет, зеленоватенький, как сопля, тьфу.

Если дать ему волю, мир быстро превратится в безбрежный океан яда. Хочешь – барахтайся, хочешь – пей, хочешь – камнем ко дну. Вот и весь выбор.

Именно поэтому, выходя из дома в синий вечерний декабрьский мир, я поднимаю глаза, смотрю на заснеженные, как с рождественской открытки деревья и говорю: «ах». Неважно, насколько искренне, главное – выработать полезную привычку.

Потом украдкой высовываю кончик языка и в очередной раз убеждаюсь, что декабрьские снежинки сладкие на вкус. Тоже дело.

Потом лезу в клумбу с анютиными глазками – как там они? Я их даже фотографировать не стану, просто бескорыстно посмотрю, как они цветут под снегом. Такие хорошие.

Потом я наконец опускаю очи долу, с нежностью гляжу на грязно-бурое хрючево под ногами. Думаю восхищенно: «Надо же, снег, а как тепло!» И, окончательно воспрянув духом, иду чистить от ослепительно белого снега свою прекрасную машину, самой красивой в мире синей щеткой, приплясывая под музыку, специально припасенную для такого случая. Я же, на самом деле, очень люблю танцевать, но вечно об этом забываю, а тут такой повод.

Критический ум мой уже давно лежит на земле, закрыв голову руками, прикидывается мертвым. На самом деле, он, конечно, готовит ответный удар. Сейчас ему не понравится, как маневрирует встречный автомобиль. И как медленно стартует со светофора придурок на ауди. И какая идиотская шапка у той тетки в троллейбусе. И…

Ничего, пусть старается. Все равно его война давным-давно проиграна. Я знаю ему цену. И я всегда начеку.

Знаменитую фразу Бойса «Каждый человек – художник» обычно употребляют, вырвав из контекста. От этого может возникнуть представление, будто речь шла о потенциальных художественных талантах каждого – типа только краски да скрипку в руки дай, и понесется.

На самом деле, штука в том, что Бойс, будучи не только художником-шаманом, но и политиком-романтиком, обычно говорил о вкладе каждого человека в формирование нового общества.