Второе слабое место этой аналогии заключается в том, что скачок из бедной среды в обогащенную для крыс – не то же самое, что скачок из нормальной среды в обогащенную для людей. В действительности младенцы могут получить больше пользы от естественной обстановки, чем от обогащенной. На самом-то деле (хотя пресса говорила об этом гораздо меньше, чем об остальных его открытиях) профессор Розенцвейг сделал еще одно полезное наблюдение: наилучшими мозгами обладали крысы, которые оставались на свободе. Их стимулировали зрелища, звуки и запахи окружающего мира. Они встречались с муравьями, пауками и кошками. Они общались в стаях, выбирали своих вожаков и партнеров, боролись с блохами и вшами – и, вполне вероятно, даже время от времени просто резвились. Иными словами, для крысиных мозгов естественная обстановка была самой лучшей средой в мире – даже лучше, чем тот «диснейленд», который исследователи соорудили в крысиных клетках.

Критически важный рост мозга, который происходит в начале жизни, запрограммирован самой природой.

Профессор Гринау и его коллеги указывали, что значительная часть развития мозга на самом деле происходит независимо от опыта. Как мы уже упоминали раньше, опыты на крысах показывают, что формирование синапсов начинается в коре их головного мозга примерно 2 дня спустя после рождения и быстро нарастает до тех пор, пока крыса не достигнет трехнедельного возраста. Это стремительное формирование синапсов начинается до того, как животное получит какую бы то ни было сенсорную стимуляцию от окружающей среды. Почему же зрительные синапсы так быстро растут еще до того, как новорожденные открывают глазки?

Ответ приводит нас прямо к самой сути дебатов о раннем обучении. Критически важный рост мозга, который происходит в начале жизни, запрограммирован самой природой. Наше зрение, наша речь и, вероятно, также наши атлетические способности являются функциями, о которых в значительной степени заботится матушка-природа. Профессор Гринау называет их функциями ожидаемого опыта. Будучи результатом миллионов лет эволюции, мозг ожидает получения впечатлений от видения разных вещей, слушания речи и движения конечностей, так что он просто весело идет своей дорогой, нормально развиваясь в процессе столкновения с этими переживаниями в окружающей среде. Если только мозг не страдает от отсутствия этих переживаний, он формирует себя сам. Он не полагается на воспитателей-архитекторов, которые будут подсовывать каждое переживание под нос молодой крысе или маленькому ребенку.

Конечно, не все, о чем можно узнать, попадает под категорию «ожидаемого опыта». Мозг не в состоянии заранее сообразить, что ему придется столкнуться с чтением, игрой в шахматы или компьютерными играми. Такие культурные приобретения рассчитаны на то, что мозг будет их набирать в течение всей нашей жизни, – и они называются зависимыми от опыта. Ясное дело, люди вполне в состоянии прожить и без этих навыков, а вот выжить без развития навыков ожидаемого опыта будет намного труднее. Однако, в отличие от последних, зависимые от опыта навыки вообще никак не связаны с ранним обучением. Они зависят от наших уникальных культурных впечатлений. Зависимое от опыта обучение продолжается всю жизнь, способствует росту мозга и шлифует существующие мозговые структуры, которые оказываются разными у каждого индивидуума.

Обычные, повседневные, рутинные впечатления, решение естественно возникающих задач – это все, что необходимо для развития навыков ожидаемого опыта нашим мозгом. Разумеется, будучи родителем или воспитателем, вы не слишком обеспокоены своей ролью в развитии таких навыков, как зрение или хождение, зато интересуетесь умениями, зависящими от опыта, такими как чтение и игра в шахматы. К счастью, большинство зависящих от опыта навыков имеют очень широкое «окно возможностей» для своего развития. То есть нет никакой необходимости обязательно усвоить их в первые 3 года или даже 5 лет жизни. Даже в тех случаях, когда оптимальное «окно возможностей» для обучения действительно существует, оно простирается далеко за пределы раннего детства. Профессор Гуттенлохер пишет: «Изучение второго языка и занятия музыкой будут эффективны с большей вероятностью, если начинать их рано, в период наивысшей пластичности, который включает и первые школьные годы (возраст от 5 до 10 лет)». Таким образом, нет необходимости спешить с обучением музыке и второму языку, когда ваш малыш еще не вырос из колыбели.

Слишком интенсивное обучение станет скорее препятствием, чем залогом интеллектуальной развитости в будущем.

Еще более мощный аргумент против ускорения раннего развития предоставляет потенциальная проблема нейрологического «уплотнения». Что это такое? Уплотнение означает, что информация соревнуется за синаптические связи в мозге. Представьте себе, что вы стоите за билетами в кинотеатр, и в кассы образовалось две очереди. А теперь представьте, что кассир закрывает одну кассу и уходит. В вашей очереди начинается уплотнение, и на то, чтобы купить билет, требуется больше времени. То же самое происходит и с нейрологическим уплотнением. Как говорит профессор Гуттенлохер, «необходимо рассматривать возможность того, что чрезвычайно амбициозные программы раннего развития и обучения могут привести к эффекту уплотнения и раннему сокращению в размере и числе отделов мозга, в основном не специализированных, которые могут понадобиться в будущем для творческой работы подростка и взрослого». Слишком интенсивное раннее обучение в действительности может стать скорее препятствием, чем залогом интеллектуальной развитости в более позднем возрасте. Профессор Гуттенлохер признает: «Возможно, то, что Альберт Эйнштейн в детстве был довольно средним учеником, – вовсе не случайность». Возможно, это позволило его мозгу избежать эффекта уплотнения в раннем возрасте.

Надеемся, к этому моменту нам уже удалось убедить вас, что вы вряд ли сможете способствовать изобилию синаптических связей, а следовательно, и формированию мозга большего размера, создавая для своего малыша обогащенную среду и заваливая его развивающими игрушками. Однако вы наверняка слышали, что первые годы жизни – это критический период для развития мозга. Даже если вы не ставите себе целью развить как можно больше синаптических связей и укрупнить мозг у своих детей, но и упускать «окно возможностей», которое открывается в первые 3 года жизни, все же не стоит – не правда ли? Предполагаемое существование такого «критического периода» – это аргумент, которым маркетологи чаще всего размахивают у нас перед носом. Как указывают профессор психологии Эдвард Зиглер и его коллеги из Йельского университета, «… та стилистика, в которой СМИ подают нам „критические“ или „чувствительные“ периоды обучения, вынуждает родителей делать вывод, что им необходимо начинать занятия музыкой, математические игры или уроки иностранных языков, когда их ребенок еще сидит в манежике, а то и в колыбели».

«Критический период» – концепция, берущая начало в биологии. Это период времени, в котором разворачивается какой-либо важный аспект развития; у него есть определенные временные рамки – начало и конец. Чтобы проиллюстрировать эту концепцию, давайте рассмотрим трагический пример женщин, принимавших транквилизатор талидомид, который предписывали в начале 1960-х годов беременным для облегчения симптома утренней тошноты. Если беременная принимала это лекарство на 26-й день после зачатия, оно препятствовало развитию ручек эмбриона, и ребенок рождался без верхних конечностей. Если она принимала лекарство всего 2 дня спустя, ручки у плода могли вырасти, но только до локтя. У ребенка не было никакой возможности наверстать упущенный рост позже – этот период был критическим. Вред, нанесенный в критический период, должен принимать крайние формы – например, прием лекарств, которые препятствуют развитию плода, – чтобы нанести человеческому ребенку такой урон, от которого он не сможет оправиться.