— Эй, мы вроде как брат с сестрой! Ну-ка быстренько чмокни меня в лоб и отправляйся спать. Пусть тебе приснится твоя ненаглядная.

Она встала и босиком пошла к лестнице, однако в последний момент обернулась и взглянула на Кена. Он смотрел на нее так, словно хотел что-то сказать, но потом, видимо, передумал.

На следующее утро оба вели себя вежливо и предупредительно. Милли разогрела вчерашние блинчики, приготовила кофе, готовая ко всему, что бы он ни сказал. Кен с удовольствием позавтракал и в знак благодарности поцеловал жену в щеку. Потом усадил перед собой и произнес:

— Ты спрашивала, какая мы пара? Так вот мы с тобой очень любящая пара. К этому прилагаются нежности на людях, приобретение нового гардероба для горячо любимой жены, всякие милые глупости и все такое прочее. Возражения есть? Раз нет, я пошел. Чем сегодня будешь заниматься?

— Домашними делами. — У пораженной Милли не нашлось больше слов.

— Ну что же, тогда проводи меня как положено любящей жене. — Похоже, он еле сдерживал смех.

И почему Кен с утра всегда находится в приподнятом настроении, с тоской подумала Милли. Но послушно встала и направились вслед за ним к двери. Выйдя за порог, он вдруг притянул ее к себе и поцеловал. Потом провел пальцем по ее щеке.

— Вечером навестим мою кузину. Кроме ее семьи, у меня здесь не осталось больше родственников. Нужно тебя с ней познакомить. Думаю, вы подружитесь. Ну все, пока!

Весь день, чем бы Милли ни занималась, у нее из головы не выходили слова Кена. Иногда она хихикала, представляя, как разоряет мужа в лучшем магазине Оквуда или вешается ему на шею при этой красотке. Кстати сказать, при тщательном разборе Милли нашла в сопернице много недочетов: слишком худа — явно сидит на жесткой диете, пользуется чрезмерно крепкими духами, не слишком остроумна.

Перечень недостатков можно было продолжить. Под эти мысли Милли переделала массу работы по дому. На обед Кен не пришел, он позвонил и извинился, при этом был очень ласков. Она решила, что муж играет на публику.

Кен вернулся домой под вечер, принял душ и переоделся. Пока Милли накрывала стол для легкого ужина, он рассказывал, чем занимался весь день. Оказалось, что он многое успел. После ужина они отправились к кузине. Милли ничуть не волновалась. Какая разница, понравится она родственникам мужа или нет? Они слишком недолго будут ее родственниками, чтобы стоило привязываться к ним душой.

По дороге Кен рассказывал о кузине Лидии и ее муже Стивене. Жили они, как оказалось, всего в двух кварталах от дома Кена, женаты были уже пятнадцать лет, но детьми так и не обзавелись. Это обстоятельство несколько омрачало их в общем-то безоблачную семейную жизнь, и Кен попросил жену не касаться в разговоре болезненной темы.

Лидия встретила их на пороге дома и приветливо поздоровалась. Она выглядела несколько старше Кена и обращалась с ним, как с младшим братом. Муж ее оказался очень приятным человеком, и Милли быстро почувствовала себя вполне своей в этом доме.

Однако, как выяснилось позже, она ошибалась, принимая дружелюбие хозяйки за чистую монету. Помогая убирать со стола после кофе, Милли понесла посуду в кухню. Подходя к неплотно закрытой двери, она услышала, как Лидия выговаривала Кену:

— Не знаю, о чем ты думал, когда женился. Милли так вызывающе держится. Она намного моложе тебя и у вас нет абсолютно ничего общего! Да ты еще и не позвал на свадьбу ни отца, ни нас со Стивом!

Милли застыла на месте, огорченная несправедливым отношением к себе. Ее не утешили даже слова мужа, вступившегося за нее. Превозмогая обиду, она вынуждена была выждать несколько секунд, а потом вошла в кухню как ни в чем не бывало.

Весь остаток вечера Милли была предельно вежлива, но больше ни разу не улыбнулась открыто и весело. Она собиралась подружиться с Лидией ради Кена, но теперь это вряд ли было возможно. На обратной дороге, когда муж поинтересовался, понравились ли ей его родственники, она назвала их милыми людьми, но не выразила желания навестить их еще раз.

Когда Милли в кухне наливала себе молока, Кен позвал ее. Взяв стакан с собой, она поспешила к мужу. Он раздевался в своей комнате при открытой двери. Милли удивилась, что не испытывает смущения при виде его почти обнаженного тела. Скорее, ее обуревали совсем противоположные чувства. Стыдясь самой себя, она просто ела его глазами. Муж попросил ее присесть, и она опустилась на край кровати, поджав под себя ноги и отпивая молоко маленькими глотками.

— Я позвал тебя, чтобы поговорить. Мне показалось, что тебе не понравилась Лидия. Я прав?

— А мне показалось, что это я ей не понравилась. Скажи, ты уже сообщил отцу о том, что женился?

— Я звонил ему вчера. Он, конечно, расстроен, что его не пригласили на свадьбу. Но просил передать, что приедет познакомиться с тобой, как только сможет. Сейчас ему не до нас, у него у самого что-то вроде медового месяца.

— Я рада за него, — сказала Милли. И переменила тему: — Кен, я хотела тебя спросить… Могу я что-либо менять в доме по своему вкусу или ты предпочитаешь, чтобы все оставалось по-прежнему?

— Что именно ты хочешь изменить?

— Мне не нравятся шторы и палас в гостиной. Еще я хотела бы обновить посуду и приобрести всякие хозяйственные мелочи. Я не говорю о более крупных переменах. Полагаю, что это не ко времени. Что скажешь?

— Делай, что хочешь. Чем ты еще намерена заниматься?

— Хочу устроиться на работу. Я ведь окончила курсы секретарей.

— Зачем тебе работа? Впрочем, без нее ты можешь заскучать. Я спрошу у Шона, он обязательно что-нибудь подскажет.

— Спасибо. Спокойной ночи, мой дорогой.

— А поцелуй на ночь?

Милли посмотрела в его лукавые глаза и решила не рисковать.

— Поскольку публики нет, обойдемся воздушным, — сказала она торопливо и ретировалась в свою комнату.

Вслед ей несся хохот мужа.

На следующий день Милли после обеда устроилась в саду на качелях, собираясь почитать. У соседей справа было тихо. Кен сказал, что там живет пожилая пара, которая сейчас навещала дочь, живущую где-то далеко отсюда. Зато из дома, расположенного слева, доносился плач ребенка, ему вторил лай собаки. То и другое действовало Милли на нервы, и она решила узнать, в чем там дело. Она подошла к невысокому забору, разделявшему участки, и крикнула:

— Не могу ли я чем-нибудь помочь вам?

Из открытого окна выглянула растрепанная молодая женщина. Держа на руках ревущего младенца, она пару минут рассматривала Милли, потом сказала, чуть не плача:

— Простите, наверное, вам надоел плач Билли. Ничего не могу с ним поделать. У него болят ушки. Жду мужа, чтобы послать его за лекарством, а его все нет и нет. Я уже просто с ума схожу.

Милли ободряюще улыбнулась ей.