Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Гипноз», – подумал Павел Васильевич.
Но легче ему не стало. Губанок бросил на Ласковина отчаянный взгляд… И сразу полегчало. Андрей Александрович улыбался. Уверенно, спокойно.
– Не кричи,– негромко посоветовал он.– Горло сорвешь.
Голос его звучал совершенно искренне.
Тетка подскочила на месте и, забыв о существовании Губанка, росомахой кинулась на Ласковина.
Поток брани выплеснулся из ее рта, как прокисшее пиво из откупоренной бутылки.
Ласковин молчал. Улыбался. Доброжелательно.
Губанок достал платок и вытер вспотевшее лицо. Признаться, он ожидал от своего спутника совершенно другого поведения. Страх прошел, и теперь только неприятная слабость да липнущая к спине рубашка напоминали о пережитом ужасе.
А Ласковин улыбался. Мягко, сострадательно. Как улыбается взрослый, глядя на рассердившегося ребенка.
Тетка осеклась. Плечи ее затряслись, пальцы впились в жирную грудь. Губанок услышал клекочущий хрип, а затем увидел, как тетка медленно осела на пол и так же медленно повалилась набок.
Один из находившихся в комнате мужчин дернулся было к ней, но Ласковин погрозил пальцем, и энтузиаст остался на месте.
– Пойдем,– сказал Андрей Александрович Алле, чьи глаза стали абсолютно круглыми.
К удивлению Губанка, дочь, не прекословя, встала и двинулась за Ласковиным. А за ней, замыкающим, пошел сам Павел Васильевич.
«Как она похудела», – подумал он, глядя на истончившиеся икры Аллы.
Перешагнув через тушу «привратника», они покинули «обитель».
В машине Ласковин сразу взялся за телефон.
– Ростик,– сказал он в трубку.– Запиши адресок.
И продиктовал адрес квартиры, где они побывали. И, отвечая на вопрос:
– Мелочь. Травка, развращение несовершеннолетних, что найдете. Да, по моей части. Нет, пальцем не тронул. Будь.
Сложил трубку, завел машину.
Губанок сидел сзади, рядом с дочерью. Он чувствовал ее тепло, хотелось обнять девочку, утешить… но Павел Васильевич не решался.
– Куда теперь? – спросил он.
Ласковин протянул через плечо карточку с адресом.
– Реабилитационный центр,– объяснил он.– Для таких, как ваша дочь. Вы кем работаете?
– Программист. В фирме.
– Зарабатываете хорошо?
– Прилично.– И, уловив намек:– Сколько я должен?
– На карточке, внизу, расчетный счет. Переведете, сколько сможете.
– Конечно, конечно,– проговорил Губанок.– А сколько я должен лично вам, Андрей Александрович?
– Мне – ничего.
Ласковин прибавил газа, и «ауди» запетляла между машинами.
«Рискованно водит»,– подумал Губанок. Эта мысль показалась ему забавной.
– Андрей Александрович,– спросил он через некоторое время,– а что вы сделали с… этой?
– Я? – Губанок услышал короткий смешок.– Я – ничего. Переволновалась немного. Бывает, верно?
– Ну как? – поинтересовалась Наташа.– Выручил?
– А как же,– без особого воодушевления ответил Андрей.
– А почему такой задумчивый? Что-то случилось?
– Да нет, ничего особенного.
Верно, ничего особенного. Просто работяга, который вылез из канализации, очень уж напоминал мужика, положившего новорусов у «Октябрьского».
«Для того, кто видит, случайных встреч не бывает»,– говаривал Слава Зимородинский.
А для того, кто не видит?
Этого Андрей не знал. Потому что видел редко.
А между тем всего лишь десять минут назад, когда Ласковин входил в подъезд, навстречу ему попались двое мужчин, на которых его сэнсэй точно обратил бы внимание. Тогда как проникнутый уверенностью в собственной крутизне Андрей прошел мимо, не взглянув. И напрасно. Если охотник становится дичью, все еще полагая себя охотником, обычно от него остается только кучка обглоданных костей и дюжина несъедобных предметов, вроде часов и бронзовых пуговиц.
– Этот? – сказал младший из двоих.
Скорее утверждение, чем вопрос.
– Да.
– Могуч.
– Силен,– поправил старший.
– Берем? – напряженно спросил младший, глядя в черную дыру подъезда.
Брови старшего сдвинулись. Две мохнатые гусеницы под мощным голым лбом.
– Нет. Не время.
Младший кивнул. С облегчением. Медведя можно убить кухонным ножом. Но лучше это сделать, когда медведь спит.
День у Альбины Сергеевны Растоцкой выдался отвратительный. Поставщик опять задержал партию кожи, а неустойку из него хрен вытрясешь, потому что госпредприятие. Штатный хахаль Симочка совсем оборзел и на работу заявился аж к двум, хотя нужен был срочно: компьютер совершенно взбесился – дизайнер матерился так, что у окружающих уши дымились. А Симочке – хоть бы хны.
«Гнать его пинками,– подумала Альбина.– И из фирмы, и из постели».
Вдобавок разболелся лицевой, или как там его, нерв. Это значит, если разойдется всерьез, к завтрему рожу, как пить дать, перекосит. А это просто труба, потому что рожа Альбине нужна позарез. Канадский старпер, как она подозревает, выбрал ее из четырех кандидатов исключительно по внешним данным. Слава Богу, ложиться под него не придется: даже в Канаде семьдесят с хвостиком – возраст небоеспособный. Может, отложить встречу на послезавтра? Блин! А послезавтра – «стрелка» у замголовы по льготе. И тоже мордашка нужна, как воздух!
Альбина Сергеевна сжала брелок, привычно мявкнула сигнализация. Двери открылись, и Альбина плюхнулась на водительское место, еще раз помянув недобрым словом хахаля Симочку, который ухитрился наглотаться водяры, когда она уже отпустила шофера.
Включив двигатель, Альбина опустила стекло и закурила. Мерный рокот мотора успокаивал. Альбина Сергеевна погладила обшитую деревом панель. Определенно, эта игрушка стоит вложенных денег.
«Ну, поехали»,– сказала Альбина сама себе, и импортная тачка, расплескивая широкими протекторами русскую грязь, покатилась к арке.
– Блин!
Альбина вжала педаль тормоза в пол – какой-то урод выскочил прямо под колеса, проехался лапами по капоту и побежал дальше. Гегемон хренов!
Альбина распахнула дверцу и дала волю дурному настроению.
– Мудак! Псих! – закричала она вслед.
Гегемон резко остановился.
Ну и рожа!
– Ты что, псих, придурок? Жить надоело?
Гегемон шагнул к ней, и шестое чувство подсказало Альбине: надо валить. Точно, псих.