имен – легендарная Евпраксия (1108–1180), внучка Владимира Мономаха, дочь князя Мстислава. Как считал российский историк Х. М. Лопарев, еще девушкой, живя в Киеве, Евпраксия, которую в народе называли «Добродеей», проявляла большой интерес к врачеванию – лечила различные болезни оригинальными снадобьями, приготовленными из трав и кореньев. В 1122 г. Евпраксию выдали замуж за сына императора Византии Алексея Комнина, и при короновании она была названа Зоей. В Византии Зоя изучила греческий язык и «много занималась в излюбленной ею области, быть может, перечитала доступные ей медицинские сочинения (Галена, Иппократа, Семеона Сифа и др.) и в результате сама написала руководство по медицине, где, между прочим, дает ряд гигиенических советов»[105]. Это руководство – один из древнейших русских лечебников «Мази» («Алимма»): единственный уцелевший экземпляр этого руководства хранился во Флоренции, в библиотеке Лоренцо Медичи. В конце XIX в. Лопареву, который и обнаружил во Флоренции этот труд, удалось приобрести копию греческой рукописи «Алимма»: изучив ее, он высказал предположение, что рукопись написана в 30-х годах XII в., а автором этой рукописи (трактата) или, вернее, только извлечения из нее могла быть легендарная Добродея.

Рукопись состояла из пяти частей. В ней были приведены в определенную систему различные разрозненные медицинские сведения, причем особое внимание обращено на гигиену различных сторон человеческой жизни. В первой части речь шла об общих вопросах гигиены, во второй – о гигиене брака и периода беременности, давались советы по уходу за новорожденным ребенком; в третьей части говорилось о гигиене питания; в четвертой части были описаны «наружные болезни» и приводились рецепты различных лекарств, рекомендовавшихся при заболеваниях кожи и зубов; в пятой части рассказывалось о болезнях сердца и желудка. Интересно, что в качестве наиболее распространенных лекарств в рукописи были приведены всевозможные мази, почему, вероятно, и весь труд получил название «Алимма». Этот труд, обобщивший ряд медицинских наблюдений того времени и приписываемый легендарной Добродее, был, очевидно, знаком и использовался лечцами Древней Руси.

Естественно, что прогресс российской медицины и хирургии был прямо и непосредственно связан с развитием национальной культуры. Монастыри продолжали оставаться не только центрами культуры, но и своеобразными очагами медико-хирургической помощи. По-прежнему действовали больницы. Как сообщает, например, летописный сборник, именуемый «Летопись Авраамки», в Новгороде «в лето 6927 (1418 г. – М.М.)… Априля в 8, в неделю, бысть буря велья с вихром» и в городе от удара молнии начался пожар. Но огонь поразил не все: как подчеркивает летописец, «якоже бо в единно болнице мнозе на одре лежать, да иныи от них въставляются, друзии от них различным суды сканьчиваются»[106].

К сожалению, нам неизвестны имена тех монахов-лекарей, которые, следуя христианской традиции, «безмездно» оказывали медицинскую помощь. Древнерусские историки – авторы дошедших до нас старинных летописей – основное внимание уделяли, как мы говорим сейчас, элите общества – великим и удельным князьям, высшим иерархам Православной церкви, и лишь изредка, чаще всего, когда речь шла о болезни представителей элиты, поминали о деяниях лечцов монастырских, да и мирских тоже, об их медицинской практике.

Впрочем, как свидетельствуют летописцы, к врачеванию были причастны и другие священнослужители, подчас самого высокого ранга. Так, успешно, судя по всему, занимался медицинской практикой митрополит Алексий: при князе Дмитрии Донском он, как свидетельствует Степенная книга, «во Орде, царицю Занибекову Тайдулу, слепу и болящу, исцели». О методах его исцеления неизвестно, за исключением того, что «мелебное пение совершив и свещю воска оного, иже сама свеща о себе возжеся, и тамо той свечи возжене бывши и покропив царицю священною водою, и в том часе прозре царица»[107].

На севере России, в устье Северной Двины, в XV в. прославился как «лечець» основатель Сийского монастыря Антоний. Российский историк В. О. Ключевский называл его «кабальным холопом из крестьян»[108], «двинским крестьянским холопом» – он был сыном новгородского бедняка и местной крестьянки, получил образование и обучался «иконному письму». Антоний был, как писали очевидцы, «бяше крепок и мощен телом зело» и много времени отдавал работе в монастырской больнице, которая пользовалась большой популярностью на всем Поморье: «Имеяше Антоний таков обычай, еже в больницу ходити часто и посещати немощнейшую братию и служаще им в нужных потребах, и свитки мыяше своим рукама, воду согревая и теплою водою согнившая уды их омывая и смердящия раны обязуя». Занимался он и врачеванием – на рисунках он изображался как «лечець добрый», внимательный ко всякой мелочи: он тщательно распрашивает больного о начале болезни, о том, как она протекает, в каком месте ощущается боль, прикладывает ухо к телу больного, ощупывает его «долонью», «перстами». В своем завещании Антоний предписывал «всем лечебникам» (т. е. врачам) заботиться о выздоровлении больных так же, как поступал он сам, «яко же сам делаши»[109].

Да, нельзя не отнестись с уважением, высоко оценить дела многих безвестных монахов-лечцов, деятельность монастырей, которые не только были хранителями медицинской культуры, но и оказывали помощь всем обращавшимся. Таких примеров немало.

Во время осады Москвы в 1611 г. (во время Смуты) в Троице-Сергиевом монастыре строили больницы для раненых. Монастырские люди ездили по селам, дорогам, подбирали раненых: «одни были изломаны, обожжены, у других ремни из хребтов вырезали, волосы с головы содраны, руки и ноги обсечены»[110]. В 1655 г. келарь Иринарх построил своим иждивением в Троицком Калязинском монастыре церковь во имя Алексея Божия человека и при ней больничные кельи[111]. В Соловецком монастыре в XVII в. была «вся братия рядовая и больничная»[112]: в этот и другие монастыри даже в XVII в. помещали и больных, и тяжелораненых.

В церковной летописи «Житие Дионисия преподобного» говорится о том, что в 1605 г. «начаша строити козною монастырской домы… и больным людем обреташеся врачеве и целяху многих и даны были болницы на раненых людей». Известно также, что еще раньше, в начале XVI в., Корнилиев мужской монастырь, что в Вологодской епархии, Печерский в Пскове и другие, учредили «больницы и богадельни для нищих и странных»[113].

На церковном соборе 1681 г. в 3-м предложении царь Федор Алексеевич указывал, что «в Москве и во всех городах устроены больницы для престарелых и больных монахов». Но в монастырях теперь «больничного строения» нет. Собор решил престарелых и немощных старцев «успокаивать» в больнице. Для больных же нищих предположено построить две богадельни[114].

Правда, в вопросе о перманентно позитивной роли духовенства в оказании медицинской помощи существовали различные точки зрения. Еще в начале XIX в. российский историк медицины В. М. Рихтер писал, что даже в XIV столетии «врачебная практика также производима была по большей части несведущим духовенством»[115]. А историк медицины Н. Я. Новомбергский уже в начале XX в. утверждал: «Что касается монахов –