– Нет… Нет, ничего. Просто в груди так больно кольнуло…

– Может, валерьянки накапать?

– Ой, да какая тут с вами валерьянка… Я лучше вот тут, в кресле, посижу…

Грузно плюхнувшись в кресло, мама посидела несколько минут молча, потом обвела домочадцев сосредоточенным взглядом, явно требующим уважения к возникшему в ее груди неудобству. Домочадцы покорно молчали, выражая лицами испуг и ожидание. Видимо, всего этого – уважения, испуга, ожидания – накопилось в воздухе гостиной в достаточной для мамы порции, поскольку в следующую уже минуту она произнесла довольно миролюбиво:

– Ну да ладно… И без ужина обойдемся. А мне так и вообще худеть надо – ни в один костюм уже не вхожу. Вы бы мне хоть диету какую модную подсказали, а, девчонки?

– Мам, а ты в тренажерный зал запишись, – тут же высунулась с советом быстрая Милка. – У меня там, кстати, тренер знакомый работает. Хочешь, договорюсь?

– Какой тренер? Кто он?

– Не он, а она. Настя Болотова, моя одноклассница, ты ее знаешь.

– А, эта вертихвостка… Нет, не пойду. Еще чего не хватало. Завтра все на дачу поедем, вот там и подвигаюсь.

– На дачу? – испуганно и разочарованно протянула Милка.

Катя ее разочарование мысленно и от всей души поддержала – ей тоже совсем не хотелось на дачу. Да и что там за дача, если честно? Одно название, а не дача. Унылые шесть соток с дощатым домиком-развалюшкой. Пресловутый участок в коллективном саду. Грядки с капустой, картошкой, огурцами. Она с детства ненавидела это место с его весенними посадками, летней прополкой и осенним сбором жалкого урожая. Тем более что вышеперечисленные процедуры у мамы имели четкое определение – «…надо обязательно приучать детей к труду». На самом деле нисколько они с Милкой к подобному труду не приучились. Наоборот, возня с растениями, да еще и в страшно неудобной для нормального человека позе, не вызывала у них ничего, кроме стойкого отвращения.

– Да. На дачу. А что такое? – подняв бровь, удивленно глянула на Милку мама.

– Нет, ничего… хотя… Ой, а мне же завтра на примерку свадебного платья надо, мам! Портниха сказала – к двум часам надо подойти! Так что я рада бы с вами, но никак не могу!

– Да, действительно… – протянула мать, задумчиво покачав головой. – На примерку – это действительно надо…

– Ну вот! – с удовольствием согласилась Милка.

– А мы в таком случае вот что сделаем… На дачу поедут отец с Екатериной, а я с тобой на примерку схожу.

– Со мной? Зачем? Мам, неудобно же!

– Не спорь, Милочка. Должна же я посмотреть, что у нее там получается. А вдруг испортит? Ты невнимательная, ты не увидишь. Ничего страшного, вместе пойдем.

– Но, мам…

– Не спорь! Я уже решила, – мама вяло отмахнулась от дочери и, повернувшись к отцу, произнесла уже более озабоченно: – Там надо все огурцы с грядок собрать, Валентин. Те, которые на семена оставлены. И помидоры все снять. И пару вилков капусты захвати. И моркови с луком надергай побольше. Вечером приедете, мы с девочками заготовками займемся.

Катя, подняв глаза на Милку, едва сдержала улыбку – слишком уж отчаянно-вороватое смятение разлилось по ее лицу. А сама виновата – не надо было про платье врать. Наверняка ж на ходу отмазку придумала! Теперь пусть выкручивается, как хочет. А она что – она поедет… Не все ли равно ей теперь. Пусть будут огурцы, капуста и морковка. И лук. И вечерние заготовки в придачу. Все равно…

* * *

– Пап, а сколько лет нашему «жигуленку»? – Катя оторвалась от созерцания пригородных домишек, быстро промелькнувших за окном машины. – Погоди, сейчас сама вспомню… Кажется я в пятом классе училась, когда мы его купили? Это что получается… Уже десять лет, что ли?

– Да, дочка. Так, получается.

– Ничего себе, рухлядь…

– Ну-ну, ты поосторожнее с оценками-то. Мой старичок еще ого-го как может послужить. Видишь, едет и в ус не дует.

– Ага! Дребезжит, как несмазанная телега!

– Да где ты услышала дребезжание? По-моему, нормально бежит.

– Пап, мы хоть до дачи-то доедем? Толкать не придется?

– Доедем, дочка, доедем… Куда денемся.

Вздохнув, Катя нащупала под рукой рычажок, слегка приоткрыла окно, и утренний сырой воздух тут же ударил в лицо, принес с собой какофонию звуков и запахов – мокрого шоссе, придорожной полыни, показавшегося за поворотом недавно отстроенного свинокомплекса.

– Фу, вонь какая… – торопливо прокрутила она рычажок в обратную сторону, закрывая окно. – Это что, свиной комплекс уже запустили?

– Ага. Давно уже. Мама успела там на проверке побывать.

– Ну, это понятно… Куда ж без нее… А мяса домой не принесла?

– Ты что, Кать! Когда это наша мама служебным положением пользовалась?

– Так уж и никогда! Правда, она натуральным продуктом не берет, все больше услугами… Где пугнет, где миром договорится…

– Не надо так про маму говорить, дочка. Она порядочный человек, это все знают. Поэтому и авторитет у нее в городе большой. И работник она честный.

– Конечно, честный. Легко всех запугать, а потом сидеть и изо всех сил пассионарным авторитетом гордиться.

Отец крякнул слегка, глянул на дочь коротко и настороженно, поправил на голове задрипанную черную бейсболку. Помолчав, спросил тихо:

– Я не понял… Это ты так ругаешься, что ли? Или наоборот, хвалишь?

– Да ни то, ни другое, пап. Скорее, констатирую факт.

Катя снова чуть приоткрыла окно, и на сей раз в машину явственно прорвались запахи жарящегося шашлыка – пряные, густые, аппетитные. Поведя носом и сглотнув слюну, она вдруг предложила:

– Пап! А давай на даче шашлык сами сделаем, а? Сейчас через Каменку будем проезжать, там в магазине свинины купим и сделаем!

– Шашлыки? На даче? – отец повернул к ней удивленное лицо.

– А что? Все же так делают! Потому и ездят туда с удовольствием, а не для того только, чтобы в земле, как черви, возиться! Давай, а?

– Да ну… Баловство это все, дочка. Не выдумывай.

– Ой, ну почему – баловство? Почему мы живем, как бурлаки, – лямку тянем? Никаких красок, все только черное и белое. Все по правилам, по заданной мамой программе.

– Ну, я не знаю, конечно, насчет программы… И вообще… Чем она плоха, программа-то? Все у нас как у людей. Живем и живем, вас вот вырастили, в люди вывели. Тебе образование дали, Милку замуж пристроим… Чем плохо? Обычная жизнь…

– Пап, а ты и правда так считаешь? Тебе самому такая жизнь нравится?

– Да какая – такая, Катюш? Чего это ты вдруг? Все еще сердишься, что мама тебя домой привезла, что ли? Так ведь она зря ничего не сделает… Значит, так надо было, дочка. Сама проштрафилась, а теперь сердишься.