— Вы просто должны доверить мне самой выбрать то, что будет лучше сидеть, — краснея, пробормотала она, подавленная тем, что его серые глаза скользили по ее телу, напоминая о несовершенстве ее фигуры.

Потом была ужасная сцена у кассы, когда Виктор настоял на том, чтобы самому заплатить за одежду.

— Вам не следует этого делать, — шипела Элис сквозь зубы, смущаясь кассира, который смотрел на нее как на нищенку.

— Ерунда. Это за счет компании. — И, прежде чем она успела возразить, Виктор вытащил кредитную карточку и расплатился.

Затем настала очередь вечерней одежды, Виктор притащил ее к длиннющей стойке с необозримым количеством абсолютно неподходящих вещей, которые она в жизни не надела бы.

— Ну а с этим платьем что не так? — нетерпеливо спросил Виктор, когда она отказалась даже рассматривать предыдущие пять, на которые он показал ей.

— Оно слишком красное, — отозвалась Элис, не поднимая глаз, а про себя подумала: оно еще и слишком короткое, слишком облегающее и слишком вызывающее для меня.

— Как что-то может быть слишком красным? — спросил он хмуро. — А почему костюм, который сейчас на тебе, не слишком голубой?

— Я сама могла бы все купить, — обиженно пробормотала Элис.

— Ты не ответила на вопрос.

— Мне не нравится одежда красного цвета, — защищалась она. — Мне не идет красный.

— Откуда ты можешь это знать, если еще ничего даже не мерила?

Виктор делал это нарочно. Она знала. Он пытался поставить ее в неловкое положение, забавляясь от души ее реакцией.

— Я никогда не смогла бы носить это. — Элис уставилась на маленькое платьице, висящее перед ней, и ужаснулась, представляя себя в нем.

— Почему нет?

— Потому что оно не для меня. Вам достаточно этого объяснения?

— Нет. — Он снял платье с вешалки и почти силой запихнул Элис в примерочную.

Она захлопнула за собой дверь и в полуобморочном состоянии стащила с себя одежду, стараясь не смотреть на себя в зеркало. Зеркала в раздевалках, насколько она знала, делают фигуры непропорциональными — кроме разве что совсем идеальных. Ее ноги всегда казались слишком костлявыми, тело — слишком прямым, а бюст — почти невидимым.

Элис натянула на себя платье и мрачно посмотрела на свое отражение в зеркале, ожидая самого худшего.

Она выглядела хорошо. Или нет? — подумала она безрадостно, поворачиваясь так, чтобы увидеть себя сзади. Наконец решила, что платье смотрится на ней так хорошо благодаря остаткам загара. Оно было из мягкого джерси, выше талии облегающее и расширяющееся книзу. Вырез был большой, но его компенсировали длинные рукава, так что она не чувствовала себя в нем неудобно.

Элис с легкостью стянула его через голову, влезла обратно в свой костюм, который по сравнению с платьем выглядел совсем никудышным, и сухо сообщила Виктору, что платье подошло. Она не смотрела на него, когда произносила это, зная, что закричит, если увидит его самодовольную ухмылку.

— А теперь, — объявил Виктор, — мы можем проехаться по округе. Избавь свои ноги от пеших проулок.

Они проехали через Уорвик, мимо замка, затем по Стратфорду, который из окон машины, защищавшей их от ледяного ветра, выглядел просто великолепно. Она вспомнила, как еще ребенком ездила с матерью на спектакли в Стратфорд: ее мать старалась основательно вбить Шекспира дочке в голову.

Неожиданно для себя она обнаружила, что рассказывает обо всем этом Виктору.

— Мне всегда нравилось ездить туда, — задумчиво говорила она со вздохом, — но пьесы были немножко сложными для моего восприятия.

— Хочешь сказать, что в десятилетнем возрасте ты не могла со знанием дела рассуждать о достоинствах «Короля Лира» и «Гамлета»?

— О нет, до этого у нас не доходило! — воскликнула Элис, смеясь. — Мама не была садисткой. Я думаю даже, что это не доставило бы ей удовольствия.

После спектакля было угощение. Обычно стаканчик мороженого. Учитывая их ограниченность в средствах, Элис воспринимала это как роскошь. Шекспир и мороженое теперь стали далеким прошлым, с сожалением подумала она. Ее мать была бы счастлива видеть ее замужем.

— Проголодалась? — поинтересовался Виктор, и она кивнула.

— До смерти.

— Мы проезжали паб по дороге сюда. Как ты на это смотришь?

— Чудесно. — Она взглянула на него, их глаза встретились, и она первая, смутившись, потупилась. Полтора часа назад Элис была в бешенстве из-за того, что Виктор подверг ее пыткам, заставив примерять одежду, которая ей не нравилась и не была нужна, а сейчас она чувствовала себя так хорошо в его компании, как не чувствовала себя уже долгое время. Как будто они были давними друзьями, а не начальником и подчиненной. Она что, начала влюбляться, не заметив этого?

Элис напомнила себе, что в плане обаяния Виктор — профессионал. У него был природный дар убеждения. Эта маленькая поездка ничего не значит для него. Он вел бы себя точно так же, если бы рядом с ним сейчас была какая-нибудь пятидесятилетняя карга в твидовой юбке и корсете.

Нельзя придавать значение этим минутам.

Они позавтракали в очаровательном пабе, где подавали вполне сносную еду. Когда они садились в машину, Виктор повернулся к ней и спросил, где она жила.

— А, где-то там, — Элис махнула рукой в восточном направлении.

— Почему бы нам не проехать туда и не посмотреть на твой старый дом?

— Что?

— Нам незачем торопиться обратно в «Верхние поля». Уже поздно для осмотра прилежащих к поместью земель. Просто глупо, проделав такой путь и оказавшись в твоих краях, не добраться до места, где ты жила.

— Я… я не… — Предложение было достаточно неожиданным, чтобы выбить ее из колеи. — Почему бы и нет? — с сомнением в голосе произнесла она, наконец.

Добраться туда заняло больше времени, чем она предполагала, потому что все улицы казались похожими одна на другую, особенно после стольких лет, но, в конце концов, они все-таки припарковались возле бывшего дома Элис. Перед его фасадом был крохотный, но ухоженный садик. Сам дом, тоже очень маленький, выглядел нарядно, а трава на лужайке была пострижена так ровно, что напоминала искусственную.

— Входную дверь перекрасили, — пробормотала Элис единственное, что пришло ей в голову, и почувствовала не соответствующее этому заявлению сентиментальное волнение в душе.

— Сколько времени ты жила здесь? — спросил Виктор, и Элис вскользь отметила, с какой мягкостью звучал его голос.

— Всю жизнь. Не было причин переезжать отсюда, сами видите. Папа умер, и мы остались вдвоем, к тому же маме нравилось, чтобы… чтобы ее окружали воспоминания. Когда я повзрослела, то стала предлагать ей переехать, начать новую жизнь, но она всегда отвечала, что никогда не сможет этого сделать.