Старик замолчал, потом продолжил:

— Но время проходит, дети вырастают. Став взрослыми, они понимают, что их родители были вовсе не всемогущи и не всезнающи. Но от этого дети не начинают меньше любить своих родителей. А родители, состарившись, не начинают меньше любить своих детей.

Ли-Вань усмехнулся:

— Что же, бог Хранителей состарился?

Монах мягко улыбнулся в ответ:

— Нет, в состарившегося бога мы не верим. Мы верим, что первоначальная Творящая Сила подобна художнику, который желает создать совершенную фреску мироздания. Работа Художника до сих пор не закончена. Именно для того, чтобы закончить ее — создать фреску, совершенную во всех своих частях и фрагментах, — Творящая Сила продолжает играть в Лилу.

— И как она играет в нее?

Монах посмотрел на Ли-Ваня, поднес к губам чашку и отпил чаю. Поставив чашку обратно на стол, ответил вопросом на вопрос:

— Скажи, тебе известно, что такое тон?

— Тон? — Ли-Вань в недоумении пожал плечами, — В том смысле, что я говорю тем или иным тоном?

— В том числе, — кивнул головой старик, — тон есть, например, в музыке — там это дистанция между двумя ступенями ряда, двумя нотами. В зависимости от длины этой дистанции две одновременно звучащие ноты могут создать приятную для слуха гармонию или звучать неприятно, диссонировать. В музыке важно выбрать тон, — то есть создать правильное расстояние, напряжение между звуками. Тоже происходит и в жизни. Мы говорим, что человек в той или иной ситуации выбирает «правильный тон», то есть выбирает такое поведение и манеру общения, которые гармонично присоединяют его к окружающим людям или, говоря по-иному, гармонично, правильно вписывают его в сложившиеся обстоятельства. И вот, человек выбирает и держит в своей речи и манерах правильную для ситуации дистанцию с окружающим миром, создает нужной степени напряжение с окружающей обстановкой. К примеру, в гостях за столом мы не набрасываемся жадно на еду, но, проявляя хороший тон, ждем, когда первым еду возьмет старший, и потом едим медленно, чинно. Также и разговаривая с разными людьми: мы выбираем всякий раз свой, подходящий каждому отдельному собеседнику, тон.

Под балконом веранды, где сидели Ли-Вань с монахом, зашумело: спозаранку коммунальные службы Бангкока выехали убирать заваленные праздничным мусором улицы. За желтой уборочной машиной, забирающей лапами мишуру праздника, медленно подавал задним ходом грузовик. Машины двигались в сцепке, было похоже, как будто один огромный желтый жук тащит за собой другого.

Монах подождал, пока машины проедут, и продолжил:

— Будда говорил, что если слишком сильно натянуть струну, струна лопнет, но если слишком ослабить ее, она бессильно провиснет и не издаст ни звука. И так, для того, чтобы извлечь с помощью струны приятный уху звук, нужно в каждый момент мелодии в нужной степени натянуть ее — не слишком сильно, не слишком слабо. В живописи же видимые человеческому глазу цвета мира отличаются друг от друга степенью присутствия в них белого цвета — по-иному, тоном. И, как в идеальной картине цвета фрагментов композиции должны быть идеально подобраны один к другому, а свет и тень плавно чередоваться и переходить друг в друга, — так и в совершенном мироздании образованные из тела первоначальной Творящей Силы фрагменты должны быть наполнены светлыми и темными тонами в нужной пропорции. Для этого каждый цвет, которым пишется та или иная деталь фрески, должен иметь правильный тон — нужную степень присутствия в себе белого или черного. И вот, Творящая Сила, словно художник, вновь и вновь подходящий к творению, играет в Лилу, переделывает тона тех деталей картины, которые до сих пор не доведены в ней да совершенства.

Ли-Вань пошевелился:

— И люди, по-вашему, это именно те детали мироздания, которые еще не вписались в общую картину правильным тоном?

— Да, — монах ясно взглянул на него, — Добро и Зло суть лишь белая и черная краски в палитре Творящей Силы. Они независимы от Нее. В процессе игры Творящая Сила пользуется и той, и другой красками, чтобы подправлять тона несовершенной части творения.

— Я не понял, — наморщил лоб Ли-Вань, — Объясни мне еще раз лучше. Как Творящая Сила рисует добром и злом?

Монах поставил чашку на стол.

— Представь себе ту часть мироздания-фрески, — сказал он, — на которых баланс света и тени уже идеален, — в этой части фрески Творящая Сила не хочет больше ничего менять. Творящая Сила уходит из этой части творения. Как художник, весьма довольный основной, удачно получившейся частью работы, творящая сила перестает заниматься этой частью картины и полностью сосредоточивает свое внимание на других фрагментах творения — тех, которые еще требуют исправления. Она желает трудиться лишь над теми частями фрески, в которых совершенный тон — нужная степень присутствия Добра и Зла — еще не достигнута.

Голос монаха вдруг сделался похож на эхо лесного ручья в тишине леса. Он стал объемным, в нем послышалось пение птиц на заре, шелест утренней травы, жужжание пролетающей над поляной пчелы. Ли-Вань растерянно завертел головой, стараясь найти источник этих звуков, потом понял, что сама речь старика удивительным образом превращалась в его голове в успокаивающие голоса природы.

И снова он подумал: сумасшествие Бань-Тао?

Он потряс головой, желая сбросить наваждение.

— По-твоему, выходит глупость, — сказал он грубо, — выходит, есть такие ситуации, в которых человек может исправить себя злом.

— Таков закон Лилы. Повторяю тебе: в игре Лила добро и зло — только две краски, сами по себе они не хорошие и не плохие Абсолютным благом для Творящей Силы является лишь конечная красота. Подумай о гармонии в музыке, о симметрии в узоре — создать гармоническое напряжение между элементами мироздания невозможно без того, что ты называешь злом.

Монах замолчал.

— Расскажи мне еще о Лиле, — попросил его Ли-Вань, — расскажи мне про Яхи.

Старик кивнул, ладонями вниз положил на стол прозрачные кисти рук: Голос его стал тише.

— Яхи — сущность вне игры Лила. Как опустившийся за жемчужинами на дно моря ныряльщик привязывает к ноге веревку и оставляет ее конец слуге в лодке, так погрузившаяся во тьму несовершенства Творящая Сила оставляет часть себя в Яхи. Яхи не участвует в игре, он лишь беспристрастный Хранитель ее правил. Семь Будд — семь Великих Учителей — просветляет Яхи на земле за три с половиной тысячи лет — с момента, когда в середине цикла погружается несовершенная часть творения в землю, — и семь путей к свету из земли открывают Будды один за другим Творящей Силе, воплощенной в несовершенную часть творения. К концу же цикла, когда прошли все семь Учителей, Яхи спускается на землю и выводит остающуюся в земле несовершенную часть творения сам — и тем всякий раз спасает Творящую Силу и красоту, которой еще надлежит родиться, от небытия. Но этот последний особый путь к свету, который покажет людям Яхи, в отличие от всех предыдущих, лежит сквозь тьму земли.