– Алла Владимировна, можно я спрошу? – осторожно проговорила она. – Если вопрос бестактный – просто не отвечайте, ладно?

– Конечно, Олечка, спрашивай, – рассеянно разрешила Алла Владимировна Томашкевич, известная актриса, народная артистка России, ловко, несмотря на значительную полноту, лавируя между оградками. Можно было пройти и по дорожке, но так ближе…

– Почему они похоронены в разных местах? Есть какая-то причина? Или просто так вышло?

Алла Владимировна грустно усмехнулась. Остановилась возле могилы, с фотографии на памятнике смотрело серьезное сосредоточенное лицо.

– Когда не стало Женечки, я была никем. С трудом удалось купить место на этом кладбище, но свободный участочек оказался слишком маленький для гроба, и мне его оформили только при условии, что будет кремация и захоронение урны с прахом. Да и за это взяли огромные деньги, я отдала все, что у нас было. Думаю, что все это сделали незаконно, но мне в тот момент было все равно. А Георгий не хотел, чтобы его кремировали, он много раз говорил об этом. И я не решилась нарушить его волю. Теперь я народная артистка, меня полстраны знает в лицо, и когда я попросила, чтобы Георгия похоронили рядом с Женечкой, мне выделили из «бесхоза» участок максимально близко к Жене. Конечно, лучше бы совсем рядом, но не получилось.

Они еще несколько минут постояли молча, не сводя глаз с фотографии на памятнике.

– Но ведь урну можно, наверное, перезахоронить? – негромко спросила Ольга. – Пусть бы они были вместе… Нет?

– Не знаю, – тихо призналась Томашкевич. – Может быть. Но я даже подумать не могу о том, что будут вскрывать могилу Женечки и вынимать урну. Это невозможно вынести.

Никто из сотрудников сети «Оксиджен» не мог бы представить себе, как сердце несокрушимой Ольги Виторт, железной Лары Крофт, разрывается от горячей любви и острой жалости. И еще от невыносимого чувства бессилия, потому что она не знала, что сделать и чем помочь. Ольга Виторт – и не знает, что ей делать? Такое никому и в голову прийти не могло.

* * *

Из плоской квадратной коробки исходил одуряюще соблазнительный запах. Все-таки не зря эту расположенную напротив здания окружного следственного комитета пиццерию так уважали все, кто в нем трудился. Федор Ульянцев притащил еду в кабинет Баглаева, потому что есть хотелось невыносимо, а Тимур Ахмедович велел прийти в 21.00 для подведения итогов.

Задержанный по подозрению в убийстве Валерий Петрович Ламзин твердо стоял на своих первоначальных показаниях: он вышел из дома практически сразу после того, как из квартиры ушел Болтенков, собирался купить спиртное в круглосуточном магазинчике неподалеку, но уже на улице спохватился, вспомнив, что теперь спиртное после одиннадцати вечера не продают. Однако вместо того, чтобы вернуться домой, решил, несмотря на проливной дождь, пройтись быстрым шагом и даже пробежаться, дабы снять нервозность и успокоиться после скандала с Михаилом Болтенковым. Самого Михаила он на улице не видел, поскольку направился в сторону магазина, а не в ту сторону, куда, по-видимому, двинулся его гость.

Ламзина попросили подробно описать маршрут, по которому он якобы бежал. Полицейские весь день обшаривали дворы, мусорные контейнеры и урны по всему описанному маршруту в поисках выброшенного пистолета. Безрезультатно. Следователь Баглаев попросил криминалистов побыстрее дать заключение по смывам с рук Ламзина, эксперты пошли навстречу, но и здесь ничего не получилось: на руках задержанного не обнаружили никаких следов того, что он стрелял из огнестрельного оружия. Это, конечно, ни о чем не говорило, поскольку кожаные перчатки, как известно, отлично предохраняют кожу рук от частиц пороха и гари. Ламзин мог быть в перчатках. И их нужно было найти. Но и они отчего-то не находились.

С камерами наблюдения вообще полная катастрофа. Дом, в котором живет задержанный, является самым обычным, не ведомственным, не элитным и даже не кооперативным, типичная старая многоподъездная девятиэтажка. На обслуживание таких домов бюджет выделяется маленький, и камеры видеонаблюдения, которые должны, согласно общегородской программе, иметься на каждом подъезде, покупаются самые дешевые, самые плохие. Да и из этих плохих и дешевых добрую половину разворовывают еще до установки, а другая половина быстро выходит из строя. И на ремонт денег, как водится, не бывает. Так что ни одна видеокамера из тех, что установлены на подъездах дома Ламзина и двух соседних домов, не работала уже давно. Была, правда, надежда на хорошие камеры, которые обычно стоят на дверях дорогих магазинов, офисов банков и так далее, но и здесь полицейских ждала неудача. Микрорайон был до такой степени «спальным», что ни одного приличного офиса, оборудованного хорошей камерой, по маршруту, которым предположительно двигался подозреваемый, не нашлось. Вернее, нашлось, даже целых две, более или менее приличные камеры видеонаблюдения, которые были даже не сломаны и все записывали, но ведь камера-то для чего нужна? Для того, чтобы видеть лицо того, кто входит в дверь. А вовсе не для того, чтобы фиксировать лица прохожих на расстоянии более трех метров от двери. Да, какие-то люди проходили, точнее – пробегали мимо камер, вжав голову в плечи, накинув капюшоны, держа над головой зонты, но ни одного лица разобрать было невозможно. Да и особенности фигуры и одежды не определялись: темно и потоки воды с неба. Короче: показания Ламзина не удалось ни подтвердить, ни опровергнуть.

Самым слабым местом этого уголовного дела был большой разрыв во времени между задержанием Валерия Ламзина ночью и проведением обыска его квартиры утром. Никто не виноват, что так получилось. Когда вся дежурная группа уже работала в квартире Ламзина, Баглаеву позвонил кто-то из его руководства и велел все бросать и немедленно мчаться на другое происшествие: в трех кварталах от места обнаружения трупа Михаила Болтенкова взорвали автомобиль зампрефекта округа. Чиновник, вышедший из дома, где был в гостях, садился в машину и при взрыве получил серьезные травмы. Тимур Ахмедович такому приказу, конечно, не обрадовался, не любил он бросать начатое на полпути, но спорить с начальством не стал, быстро написал постановление о задержании и велел везти Ламзина в отдел, а сам помчался на место взрыва. Обыск квартиры провели только утром, и то обстоятельство, что ни оружия, ни перчаток, ни патронов не нашли, уже никак не могло свидетельствовать в пользу подозреваемого. Его жена и дочь оставались в квартире одни в течение нескольких часов и имели все возможности избавиться от улик. Сегодня же самым тщательным образом обыскали и дачу Ламзиных, и гараж, но ни оружия, ни перчаток не обнаружили. Все это было не просто плохо – это было очень плохо. И поскольку никаких вещественных доказательств пока добыть не удалось, оставалось работать на поиск свидетелей. В этом направлении необходимо было сделать все возможное и невозможное.

Тимур Ахмедович достал расчерченный в виде таблицы лист бумаги, но Ульянцев кинул на него умоляющий взгляд:

– Тимур Ахмедыч, давайте пожрем, ну сил же никаких нет терпеть, с голоду подохну сейчас, а она так пахнет, зараза!

Баглаев усмехнулся и убрал заготовленную таблицу в ящик стола. Он терпеть не мог никаких крошек вблизи рабочих документов. Федор быстро вскрыл коробку, достал из кармана куртки раскладной нож и ловко разрезал аппетитный круг на восемь частей. Баглаев прислушался к себе, провел языком по десне справа: после удаления зуба, который, как уверял стоматолог, уже не спасти, осталась дырка, и десна, да и вся челюсть, весьма ощутимо побаливала. Пожалуй, пиццу есть не стоит, хотя голод и держит за горло костлявой рукой. Лучше потерпеть, потом, дома уже, попросить жену приготовить что-нибудь более безопасное.