Она остановилась у поворота в коридоре. Куда теперь: направо или налево? Где-то должна быть лестница, но где? Линнет поднесла дрожащую руку ко лбу и почувствовала, что он от волнения покрылся испариной. Она действительно была здесь пленницей, раз не могла найти отсюда выхода, или хотя бы убежища в своей комнате.

— Потерялись, да?

Она обернулась. Он стоял перед ней, загораживая ей дорогу, со скрещенными на груди руками и мрачной, не совсем уверенной улыбкой на красивом лице.

— Я хочу вернуться в свою комнату, — сказала она с достоинством, на которое только была способна. Он не двигался, она не удержалась и едко добавила:

— Вам надо бы снабжать своих посетителей картой и компасом, или вы все делаете умышленно?

Его улыбка стала шире, но не веселее, в ней не было и намека на сочувствие.

— Отнесите это за счет того, что у строителей четырнадцатого века был ум Макиавелли, — спокойно предположил он. — На вашем месте я пошел бы прямо на ланч. Пойдемте — я покажу вам дорогу.

Он взял ее под локоть, но она резко отстранилась.

— Уберите от меня руки!

— Вы именно этого от меня хотите? — Он нахмурил брови в притворном удивлении. — Вы изумляете меня, Линнет. Могу поклясться, что вы… нет, не обращайте внимания.

Было трудно смотреть в его насмешливые голубые глаза, но она заставила себя выдержать его взгляд.

— Вы принимаете как должное то, что, женщины находят вас неотразимым, но я не ищу сексуальных наслаждений! — набросилась она на него. — Вы меня не правильно поняли — неверно истолковали мои слова — совершенно намеренно, и вы отлично знаете это!

— Да? — Он слегка усмехнулся уголками рта. — Вы сами напросились на это, не правда ли? Вы взяли на себя смелость читать мне нотации по вопросам, которые не в вашей компетенции. Ну, ладно, давайте больше не будем об этом. Сюда, Линнет…

Он сопровождал ее по коридору, а она почти бежала впереди него из опасения, что он может взять ее под руку. Она не хотела, чтобы он знал, как сильно действуют на нее его прикосновения.

Внезапно и неожиданно они оказались в патио.

— Смотрите, как просто, если понять принцип планировки, — заметил он. Это центральная точка, а коридоры расходятся радиусами. Я уверен, что отсюда вы найдете дорогу в столовую. А я должен пойти привести себя в порядок, прежде чем появиться в обществе.

Она посмотрела на него с недоверием. Он что же, не слышал или не понял ничего из того, что она говорила ему в кабинете? Или он просто игнорирует все то, что его не устраивает?

— Я не хочу есть, — холодно и ясно ответила она. — Я намереваюсь упаковать свои вещи и уйти отсюда, немедленно.

На его лице обозначились морщины, оно стало напряженным, решительным и совершенно неумолимым.

— Об этом не может быть и речи, — резко ответил он. — Вы подписали контракт или уже забыли об этом? На официальном документе стоит ваша подпись, Линнет. Для вас это, может быть, ничего не значит, но контракт имеет силу, и я заставлю вас выполнять условия договора.

Он просто запугивает… Разве не так? После всего того, что произошло в кабинете, после того, что он сделал, он рассчитывает, что она останется в этом доме? В это было трудно поверить.

— Вы не сделаете этого… — пробормотала она. Ее нервы начинали сдавать.

— Вы можете испытать меня, — предложил он, его гон при этом не изменился. — Вы же знаете, что нарушение контракта — серьезная вещь. Вам придется нанять хороших адвокатов, а это дорого обойдется. Вы богаты, Линнет? Или, может быть, богаты ваши родители? Я — да, и мои адвокаты разорят вас. Это я вам обещаю.

Видно было, что он говорит серьезно. Серьезность намерений читалась в его глазах. Он отлично знал, что у нее нет денег, чтобы с ним судиться, и должен был знать, что она не позволит родителям влезть в долги, чтобы помочь ей. Она была в ловушке. Затравленно оглянувшись и повернувшись к нему, Линнет спросила расстроенным тоном:

— Почему вы так ведете себя со мной? Зачем вы удерживаете меня против моей воли? Вы богаты, как только что подчеркнули, вы сможете нанять кого захотите. Позвольте мне уехать!

— Я не могу и не позволю. И вы понимаете почему, — ответил он решительно, но мягко. Линнет проследила за его взглядом и увидела Кэсси, которая гонялась по патио за пушистым белым котенком. — Вы разочаровываете меня, Линнет. Я думал, что одна только привязанность к Кэсси способна удержать вас, но поскольку это не так, я вынужден обращаться с вами, как со всяким, кого нанимаю, и настаиваю на исполнении условий найма.

Они оба замолчали, к ним подошла Кэсси. Ее лицо сияло улыбками, в ее руках извивался котенок.

— Папа! Линнет! Посмотрите — какой хорошенький!

Линнет одумалась, и на мгновение ее пронзило острое чувство вины. В его последнем обвинении была доля правды. Она не подумала о Кэсси, и своим уходом могла разрушить то доверие и привязанность, которые возникли между ними. Охваченная яростью, она думала только о себе. И это все, что она смогла сделать для дочери Джоанны?

Но я не обязана терпеть такое обращение ради кого бы то ни было, говорила она себе в оправдание. Джоанна не потребовала бы этого от меня. Но тихий внутренний голос ясно шептал ей: «Потребовала бы. Если она хотела от кого-то чего-нибудь добиться, ее не заботило, удобно ли это для них».

Эта мысль была так нова и неожиданна, что на мгновение у нее перехватило дыхание. Она стояла и боролась с этой мыслью, которую не могла до конца осознать, поэтому проще было отогнать ее. Взгляд Макса потеплел, но не для нее.

— Это действительно красивый котенок, малышка, но я думаю, что его надо отпустить побегать и поиграть, — сказал он, освобождая несчастное животное из объятий дочери. — Иди на ланч с Линнет. Я грязный, мне нужно пойти и привести себя в порядок.

Кэсси провела пальчиком по коже отца и хихикнула.

— Ух, папа! Ты колючий!

— Да. Я непременно что-нибудь сделаю с этим, — пообещал он. Его глаза встретились с глазами Линнет, и она непроизвольно вспомнила прикосновение его небритой щеки к нежной коже ее лица — вспомнила и едва не вздрогнула от удовольствия.

— Ланч, Кэсси, — сказала она с кроткой улыбкой. Ведя ребенка за руку в столовую, она не могла не признать, что этим утром проиграла сражение на всех фронтах.

Она не добилась ничего. Ее протесты не были восприняты Максом ди Анджели, он не чувствовал за собой вины, не собирался ничего менять. С другой стороны, он просто сделал из нее дуру. Он был опытен в любви, и по ее реакции догадался, что его поцелуи не вызвали у нее отвращения. Более того, он быстро и умело разрушил ее планы отмщения, которые состояли в том, чтобы немедленно и без всяких рассуждений уйти. Победа была на его стороне. Всегда ли так будет, уныло спрашивала она себя.

Когда они вошли. Дина подняла голову от стола.