— НИКОГДА, — сказали они моему соседу Бити. — Вы, ребята, живете слишком далеко, и вас там мало. Нам требуется сотня креплений на каждые две мили кабеля. До вашего дома — семь миль. Забудьте об этом. Мы никогда не согласимся.

Они сдержали слово. Кабельная линия прошла вдалеке от наших домов. Тарелки стали нашей единственной надеждой, и, в конце концов, мы все были вынуждены их установить. К лету 1985 года в нашей долине было больше спутниковых тарелок на душу населения, чем в эскимосской деревне на севере Аляски.

Моя тарелка появилась одной из последних. С самого начала я волновался из-за возможного вреда, связанного со слишком большими нагрузками. Это становится настоящей проблемой, когда имеешь дело с такими вещами. Сидение у телевизора, особенно если вы можете днем и ночью просматривать двести каналов, обеспечивает вам полную занятость — а когда весь мир кажется тупым, в запасе всегда есть возможность задвинуть в видеомагнитофон «Ночные мечты».

Когда я вернулся из Сан-Франциско, я увидел у себя дома вот что. Мой друг Кромвель установил целую галактику проводов, моторов, экранов и стальных панелей с красными огоньками, и зелеными огоньками, и хитроумными приборами, которые позволяют рассчитывать пространственную ориентацию антенны и спутниковый угол для приема передач из Лондона, и кучу разных других вещей. Теперь у меня было самое современное оборудование, и я мог смотреть любые каналы в любое время.

— Не совсем так, — сказал Кромвель поздно ночью, уже закончив работу; он выпил виски и отдал мне счет за установку аппаратуры. — Есть еще одна штука — дешифратор. Он обойдется тебе в пятьсот долларов, плюс, по меньшей мере, сто долларов в месяц на всю оставшуюся жизнь.

— Чепуха, — сказал я. — Как они могут брать с меня плату за сигнал, который я буду получать с неба с помощью этого фантастического оборудования?

— Легко, — ответил он. — Они будут шифровать свой сигнал, начиная с пятнадцатого января следующего года, и тебе потребуется специальное декодирующее устройство, чтобы что-нибудь увидеть. Каждый канал будет стоить тебе 12 долларов 95 центов в месяц, а ты, естественно, захочешь иметь не меньше десяти — или, может, тридцати или сорока каналов, что понятно для человека твоей профессии.

— Ты что хочешь сказать? — завопил я. — Что этот дорогостоящий хлам, который ты поставил в моем доме, совершенно бесполезен?

— Конечно, нет. Есть уйма вещей, которые ты по-прежнему сможешь смотреть бесплатно: «Клуб 700», «Васт брокере ТВ аукцион», — он улыбался, как хитрый лис. — И еще Джимми Своггарта, и лучшие бои рестлинга.

Я стукнул Кромвеля по голове влажным, туго скрученным полотенцем, которое прихватил из клуба знакомств на Терк-стрит, где недавно присутствовал на свадьбе. Слабака мой удар убил бы, но Кромвель только засмеялся и потопал вниз к своему фургону.

— Позвони мне, когда поумнеешь, — крикнул он. — Я могу получить необходимое тебе оборудование у Боба Эйрама.

4 ноября 1985 года

Памятка редактору: На следующее утро после дня выборов я принял окончательное решение подать заявку на участие в программе «Журналист в космосе». Всю ночь я провел на ногах, а на рассвете поехал на почту, чтобы взять официальные бланки для заявки. Прессе отводится только одно место, сказали в НАСА, и конкуренция, естественно, будет жесткой.

Предпочтительнее была бы кандидатура Уолтера Кронкайта[24], сказали они, но он слишком стар для тренировок с перегрузками, а его объективность вызывает сомнения.

Лет десять назад Уолтер проявлял большой личный интерес ко всему, что, по его представлениям, связано с «космической программой США». Тогда ребята из НАСА воспринимали его как ценного союзника и своеобразный талисман команды. Уолтер был истинно верующим: он был «в команде», как выражались в Линчбурге и других подобных местах. Кроме того, он был человеком, которому Америка верила как никому.

Я ждал телефонного звонка от политиков из НАСА. Я знал, что мне позвонят ночью. Как правило, ночью политический бизнес идет вяло, но жалуются на это только адвокаты. Никогда не отвечай на звонки после полуночи, говорят они. Ночные кошмары клиентов редко приносят хороший гонорар, так что всегда можно подождать до утра. Оставь такой подход адвокатам. Спокойные ночи — хорошие ночи, потому что твои нервы знают: рано или поздно ты услышишь то, что потрясет все твое существо.

В доме много комнат, большинство из них — во власти загадочных сил. Политика — это не только выборы, а телефоны — не просто возможность контакта с людьми.

Если из НАСА не позвонят, если вместо меня они пошлют в космос Кронкайта, тогда наступит время вплотную готовиться к поездке в Йоханнесбург. Я планировал отправиться туда с Ванессой Уильяме, чтобы вместе провести приятный субботний вечер, поужинать и потанцевать. Эту идею «Examiner» пренебрежительно отверг по причине, которую я расцениваю как слепое невежество, нашедшее выражение в классическом психофинансовом синдроме.

Что хорошо для ревизора, то станет для нас препятствием, если когда-нибудь мы действительно попытаемся оправдать претензии «Инкуайрера» на звание прессы «нового поколения» и сдержать наши многократные обещания стать «газетой для думающих людей» восьмидесятых годов.

Такая попытка была бы важным делом в любое время, но в восьмидесятые она имеет смысл тем более, что сейчас на нашей стороне, как я это называю, сила вакуума.

«Washington Post» обскакала «New York Times» в семидесятые, в основном на Уотергейте[25], но хаос успеха и естественная склонность людей к странным поступкам (Джанет Кук, Боб Вудворд и другие) завели «Post» в тупик. Настрой сотрудников является важным фактором в современной журналистике, где основные действующие лица неизбежно выходят на телеэкраны.

«Шестьдесят минут» могут тряхнуть вашу лодку сильнее, чем «Times» и «Post», вместе взятые, и интерпретация событий, которая по горячим следам делается программой новостей Си-эн-эн из Атланты, оказывает более сильное влияние на заголовки утренних газет по всей стране, чем что-либо еще в нашей индустрии, исключая, может быть, пятибалльный экстренный бюллетень Associated Press.