И завершающий штрих — дверь, толстая деревянная заслонка (из дощечек два на четыре дюйма).

Солнце село, и по двору расползался густой холодный туман. Печь была готова, и я отступила, чтобы полюбоваться ею. Она выглядела как куча мусора. Это был успех!

Мне ужасно хотелось тут же ее опробовать, но, как предостерегал Джей Стив, нетерпение ведет к провалу. До того, как начинать печь, я должна была развести самый маленький огонь, потом посильнее и еще сильнее, пока, через несколько часов, в печи не установится максимальная температура (около четырехсот тридцати градусов), а из кирпичей не испарится вся влага. Если поторопиться и начать печь сразу на полной мощности, печь просто треснет. Станет еще уродливей и, главное, никогда уже не сможет печь по-настоящему офигенно.

Я сунула внутрь несколько чурбачков, сложила их в кривоватый треугольник, кинула внутрь горсть щепок и впервые разожгла огонь в своей печи. Вначале печь задымила, но затем появился первый язык пламени, проинспектировал свое жилище, признал его удовлетворительным и принялся потрескивать.

Возле мусорного бака валялись четыре древних садовых стула, оставленные бывшими жильцами. Сквозь их сиденья пророс дикий виноград. Я оборвала лозы, взяла один из стульев, подтащила его к печи, села и стала ждать.

Было холодно, градуса четыре. Я метнулась домой за одеялом, курткой и еще одним свитером, вернулась и все это на себя напялила, освободив одну руку, чтобы орудовать кочергой (длинной прямой палкой, которую я откопала на задворках дома), сведя при этом к минимуму площадь контакта кожи с воздухом.

Тут мне пришла в голову еще одна мысль, я неохотно скинула с себя груду одежды и вернулась назад — взять горшок с закваской с Клемент-стрит. Опасаясь холода, я пристроила его на стуле рядом с собой и укрыла теплыми вещами. Я подумала, что закваска должна присутствовать при этом: наше сотрудничество переходило на новый уровень.

В верхнем окне на фасаде дома зашевелились жалюзи, потом их подняли, окно с резким скрипом распахнулось, и в нем нарисовался силуэт Корнелии. До меня донеслось заинтригованное хмыканье, и силуэт снова исчез. Несколько минут спустя из-за угла появилась Корнелия. Она выпутала из зарослей винограда еще один стул, подтащила его к моему и села рядом.

— Так себе будет, если узнает управляющая компания.

Да, это было бы и правда так себе.

— Но ты можешь запросто заставить свою соседку молчать. Надо подкупить ее. Она наверняка только и мечтает съесть еще твоего хлеба.

— Серьезно?

— Ага.

Она подалась вперед, к печи, протянула ладони к теплу.

— А зачем тебе печь? Правда есть разница?

Я стала перечислять преимущества печи от Джея Стива, как запомнила их из сообщения на форуме. Не последним из них была ее вместительность: за 200 долларов, потраченных на сырье, и несколько часов работы — часы наблюдения за огнем не считаем, это уж точно не работа, — я удвоила свою производительность как пекаря. В эту печь помещалось четыре буханки. Четыре! И они будут получаться лучше. Это была кирпичная дровяная печь, такую же использовал сам Эверетт Брум и хлебопеки древних времен…

Я замолчала. Мы сидели молча и смотрели в огонь.

Через некоторое время Корнелия с легким ворчанием поднялась, пожелала мне спокойной ночи и побрела домой. Я снова увидела ее силуэт в окне. Она помахала мне, а потом силуэт исчез, и погас свет, но окно она оставила открытым, впуская холодный ночной воздух и запах костра.

Я уснула, не знаю, надолго ли. Когда я проснулась, огонь все еще ярко горел. От кирпичей больше не шел пар и не было слышно потрескивания — прокаливание шло полным ходом. Горшок с закваской слегка вибрировал, она росла внутри, хоть я ее и не покормила. Она реагировала на тепло? Я приподняла край свитера и одеяла и услышала, как она тихонько напевает в ночи.

Воздух был тяжелый и холодный; подняв глаза, я обнаружила сюрприз: жар от печи, поднимаясь ровным столбом, расчистил сквозь туман дорогу к небу. Я увидела звезды.

От: Бео

Ты спрашиваешь, что делает мазгов мазгами.

Я придумал три вещи:

Во-первых, наша еда. Большинство мазгов скажет, что главное — наша культура, закваска, и конечно, хлеб. Честно говоря, я не большой любитель. Я люблю острый суп, думаю, ты и сама заметила.

Во-вторых, пение. Ну это просто.

А в‐третьих, скрытность. Наши поселения есть в разных городах по всей Европе, но никто не знает об этом, потому что у нас нет вывесок или витрин. Ты никогда не увидишь наш прекрасный алфавит на улице.

И очень жаль.

Я встала до рассвета, отнесла буханки на задний двор, развела огонь в Джей-Стиве, дождалась, пока он зарычит. Когда я поворошила внутри кочергой, передвигая уголь к задней стенке, сила жара внезапно показала мне, что духовка у меня дома — это вообще не духовка, а черт знает что. Огонь опалил мне волосы на руках. Я сунула внутрь четыре буханки, вернула на место маленькую деревянную заслонку, а затем сплясала короткую джигу.

Через сорок минут, надев предварительно толстые кухонные рукавицы, я выдернула заслонку.

Буханки увеличились и стали темно-золотыми. На трещинах и расселинах корки четко виднелись широкие улыбки.

Все были счастливы.

Простая математика — четыре вместо двух — поразила меня; я ощутила головокружительную силу технологий — по правде говоря, куда ярче, чем во время ознакомительной недели в «Дженерал Декстерити». Все было просто: до того, как я построила печь, я выпекала по две буханки, после — по четыре. Впервые в жизни я поняла, почему людей может интересовать капитал. Вот он, капитал!

Я закинула в печь первую партию из четырех буханок, потом вторую. Пришлось собрать все свое самообладание, чтобы не взрезать хлеб самой.

Еще не было и шести, а у меня уже было две партии хлеба, восемь грубоватых улыбающихся близнецов. Я больше не переживала из-за лиц. Я обернула буханки в бумажные салфетки, пообещала себе в следующий раз запеленать их во что-то более подходящее (интересно, во что?) — и толкнула дверь.

На улице еще не рассвело. К востоку темнели холмы, а внизу, на воде, фиолетовыми пятнами сиял свет.

В офисе было тихо, но не совсем безлюдно. Шеф Кейт на кухне, склонившись над ежедневником, составляла длинный ровный список дел. Двое ее помощников стояли у разделочных столов и шинковали толстые кочаны капусты и зеленый лук. На сей раз из колонки звучал расслабленный неторопливый хипхоп.

— Вот твой первый заказ, — сказала я, протягивая ей буханки.

Шеф Кейт осмотрела их по одной.

— Выглядят отлично, — сказала она. — Основательно. Но вот это — на корке, — она указала на лица на буханках. — Как ты умудряешься это делать?