силах остановить приступ истерического смеха, овладевшего мной, а Катя просто свалилась со стула.

И представьте себе, что в этот кульминационный момент дверь в комнату отворяется и на пороге возникает могучая фигура Семена Петровича, из-за плеча которого высовываются длинный нос и золотое пенсне Агнессы Ивановны. Если бы вы могли видеть их лица в эту минуту! Мы-то с Катей их видели, и мне до сих пор непонятно, как я выжил тогда. Потому что, если до этого со мной была истерика, то теперь начались настоящие судороги. Я забил ногами по дивану, стал хватать ртом воздух, при этом визгливо вскрикивая:

— А-а! Ах-ха-ха! А-а!..

Тогда, нужно признать, Семен Петрович принял единственно правильное решение. Агнесса Ивановна, помнится, еще прошамкала нечто вроде: «Что же это такое?» Но Семен Петрович, не проронив ни звука, медленно попятился, подобно тигру, уступающему поле боя стае шакалов, и, вытеснив задом наседавшую на него Агнессу Ивановну, резко захлопнул дверь.

Это несколько привело нас с Катей в чувство.

— Вот попали, — сказал я, отдышавшись, отирая ладонью влажные от смеха глаза.

— Да, неудобно получилось, — согласилась Катя и, не в силах сдержаться, опять рассмеялась.

— Хотя, если разобраться, ничего предосудительного мы не делали, — проговорил я. — Что, уже посмеяться нельзя?

— Да, в общем, конечно, — произнесла, правда, не очень уверенно, Катя.

За дверью послышался слабый шорох. Я настороженно замер, на мгновение воцарилась тишина, потом дверь приоткрылась, и в узкой щели блеснуло пенсне Агнессы Ивановны.

— Катя, — вкрадчиво позвала она, — мне кажется, тебе пора немного позаниматься.

Катя покраснела.

— Ой, ну ладно, ба!

Я понял, что пожелание Агнессы Ивановны более всего обращено ко мне.

— Ладно, Катерина, я потопал. — Я встал с дивана и пошел в прихожую одеваться, но в коридоре меня остановил властный голос Семена Петровича.

— Молодой человек! — сказал он, появившись из своего кабинета так быстро, что могло показаться, будто он специально поджидал меня. — Не уделите ли вы мне несколько минут вашего драгоценного времени?

Я беспокойно взглянул на Катю, потом на Агнессу Ивановну, которая с высокомерным видом прошла мимо меня на кухню, и направился в кабинет.

Семен Петрович расположился в удобном кресле около письменного стола; я остался стоять посреди комнаты. Сесть он мне не предложил, а сам я, оробев под его пристальным взглядом, не решился на подобную дерзость. Со стороны, я думаю, мы очень напоминали известную картину Ге «Петр I допрашивает царевича Алексея». Мысленно я пририсовал к физиономии Семена Петровича густые торчащие усики, и вот уже сам грозный царь Петр сидел передо мною. Сейчас он сделает легкий жест, и верный царский пес князь-кесарь Федор Ромодановский потащит меня в сумрак пыточного каземата. А там — дыба, жаровня, батоги и прочие хитроумные приспособления, которыми так успешно пользовались наши предки. От этой картины по спине пробежал холодок, а дальше я уже представлял свою забубенную голову на плахе, окруженной толпой задавленного абсолютизмом народа в костюмах, наподобие тех, какие я видел на концерте ансамбля Игоря Моисеева.

— Нуте-с, — произнес Семен Петрович, не дав мне насладиться зрелищем собственной казни. — Итак, молодой человек, должен вам признаться, у меня сложилось мнение… Нет, глубокое убеждение в том, что ваше общество категорически противопоказано моей дочери. Я позволю себе не излагать все те многочисленные факты… э-э… примеры вашего поведения, из которых складывалось подобное мнение… м-м… убеждение. Однако, как мужчина мужчину, я настоятельно прошу вас прекратить всякие отношения с Катей. Я прошу вас обещать мне это, и даже если Катя сама позвонит вам, дать ей понять недвусмысленно, не ссылаясь, разумеется, на меня, невозможность ваших встреч.

Закончив эту тираду, Семен Петрович откинулся в кресле и склонил голову, как бы приглашая меня ответить ему.

— Это невозможно, сударь, — брякнул я.

Честно говоря, я вовсе не хотел обидеть или шокировать его. Это дурацкое «сударь» вырвалось у меня само собой, нечаянно. Семен Петрович остолбенел. Он даже не рассердился, а просто не находил что сказать. Слово-то действительно вроде бы самое необидное, но какое-то неуместное и никчемное.

Воцарилась длительная пауза, в продолжение которой я смотрел в потолок, и поэтому не знаю, чем занимался Семен Петрович.

— Почему же вам это невозможно?.. — наконец сказал он и добавил: — Сударь.

Здесь у меня случилось какое-то замыкание. Меня понесло. Я и сам понимал, что несу околесицу, но остановиться не мог, и события стали разворачиваться стремительно.

— Видите ли, — начал я с пафосом, — мы, я и ваша дочь Катя, любим друг друга! Признаюсь, что с моей стороны было непорядочно столь долгое время скрывать от вас истину, но, поверьте, это получилось ненарочно. И вот теперь, когда все так счастливо открылось, я вручаю вам в руки нашу судьбу и прошу благословения!

И я чуть было взаправду не грохнулся перед ним на колени. Семен Петрович смотрел на меня с изумлением.

— Подожди, подожди, — пробормотал он. — Как ты сказал? Вы что же, решили пожениться?!

Но я прервал его:

— Наши отношения зашли слишком далеко. Я как человек благородный не могу поступить иначе и прошу руки вашей дочери!

— Что?! Что?! — промычал Семен Петрович.

— Екатерина Семеновна в положении! — воскликнул я и почувствовал, что сейчас упаду в обморок.

— Как?!

Семен Петрович вскочил из кресла и смотрел на меня, выпучив глаза. Я развел руками. Тут Семен Петрович неожиданно резко бросился ко мне и, усадив на кушетку, присел рядом. Я молчал, тяжело дыша. Семен Петрович тоже, не находя, что сказать, вытирал платком лоб.

— Так, — наконец проговорил он.

— Да-с! — повторил я запальчиво.

— Ну, ничего, ничего, — похлопал меня Семен Петрович по спине и, заметив пятно на моем плече, аккуратно отряхнул его рукой. — Это дело такое… — сказал он. — Когда же вы успели?

Я махнул рукой.

— Ладно, ладно. — Семен Петрович вздохнул. — Как же вы жить собираетесь?

— Трудности нас не пугают, — сказал я.

— Это правильно, но все же вы еще так молоды. Катя на первом курсе, и ты вот… — Он запнулся и потом осторожно спросил: — Ты поступать-то в институт думаешь?

— Высшее образование для меня не самоцель.

— Конечно, конечно… Ты, пожалуйста, не думай, я не такой уж ретроград. Высшее образование не самое важное в жизни… — поспешно заверил он