– Но что тогда она могла узнать по телефону? Что означают ее слова: «Не может быть…», «Он не имел права», «А как же мы?». Кто же ей позвонил?..

Катя, уже готовая ко сну, умытая, вошла и села в кресло рядом с Галой.

– Знаешь, что я тебе скажу. Я вот тоже долго думала над этим и слышала, что ты сейчас рассказывала Гале… История странная, согласна, но не верю, чтобы эта девушка была убийцей… Понимаешь, сейчас, когда прошло какое-то время, мне кажется, что ей вообще никто и ничего по телефону не говорил…

– Как это?

– Прозвучал звонок, она включила телефон и поднесла к уху, а затем прозвучало «пам-пам», такой сигнал, как будто пришло сообщение, понимаешь? Я и сама так иногда делаю, когда хочу, чтобы мое сообщение было услышано, сначала звоню, буквально несколько секунд держу телефон открытым, чтобы мой собеседник услышал звонок, он же громче сигнала, оповещающего получение сообщения… А уж потом отправляю письмо. Или наоборот – отправляю сообщение, а затем дзынькаю, понимаешь? Вот и в этот раз, думаю, тоже так было. Иначе она вела бы себя эмоциональнее… Ей было бы кому адресовать свою реакцию… Думаю, она получила какое-то нехорошее письмо.

– Наверно, убийца все-таки не она.

– Слишком много совпадений. Одежда. Голубой плащ, берет… Да и соседи, как ты говоришь, видели ее там раньше с детьми… Хотя она могла быть свидетелем убийства либо появиться там спустя несколько минут… Такое тоже случается, ведь так? Человек заходит в квартиру, видит там труп и в ужасе выскакивает оттуда, и здесь-то его как раз видят соседи, свидетели…

– Но соседи слышали, как Саблер ругался с женщиной…

– Он мог ругаться с убийцей…

– Следователь сказал, что сразу после ссоры и раздался выстрел…

– Но это должно означать, что у Нади в сумке был пистолет. Не могла же она его купить по дороге… И домой она не заезжала… Когда ее арестовали?

– Именно тогда, когда она уже приехала домой и обнаружила, что там никого нет: ни детей, ни няни…

– Ее наверняка допрашивали, и она рассказала о визите сюда… Нам ждать милицию?

– Я постараюсь сделать так, чтобы вас не беспокоили. В любом случае, если придут из милиции, не открывайте, а позвоните сразу мне, я поднимусь и буду разговаривать с ними сама… Хотя уверена, что Гольцев успеет предупредить… Катя, принеси мне, пожалуйста, мою сумку, я должна позвонить…

Она звонила Гольцеву.

– Лев Борисович? Это Земцова. С вами можно сейчас говорить?

– Юля, давай на «ты» и просто Лева. Я тут как раз занимаюсь этим делом… – голос у него был озабоченный. – Как ни крути, но получается, что Саблера убила действительно эта женщина, Надежда Аджемова. Нашелся еще один свидетель, который видел, как она выходила из дома. Причем все свидетели – жильцы этого подъезда, и видели ее прежде с детьми… Хотя она не всегда, конечно, была с детьми. И плащ почему-то запомнили все – он темно-голубой, очень красивый, с пушистым воротником…

– Лева, где ее телефон?

– Его изъяли, конечно же…

– Я должна знать, какие сообщения она получала сегодня в течение всего дня. Какие звонки, это крайне важно.

– Да я и так тебе скажу. Всего один звонок и одно сообщение. И то и другое сделано с саблерского телефона. Говорю же, она его убила… Еще одно обстоятельство, и связано оно наверняка с этим сообщением… Не знаю, конечно, но я так думаю, что, получив такое письмецо от любимого человека, женщина может повести себя непредсказуемо… Я даже записал…

– Подожди, я возьму ручку… Давай диктуй… Так… «Не могу больше обманывать тебя… Я поторопился. Не уверен, что у нас все получится. Пока не поздно – возвращайся к мужу». Вот это да… Мне самой стало не по себе, хотя меня никто не бросал… Знаешь, даже волосы на голове зашевелились…

Она вдруг подумала о том, что ей удивительно легко общаться с Гольцевым. Какое счастье, что Харыбин нашел ей такого толкового парня! А ведь они знакомы всего один день!

Катя и Гала, внимательно слушавшие Земцову, покачали головами, обменялись репликами:

– Какая же сволочь этот Саблер! – воскликнула Гала. – Тьфу на этих мужиков!

– Поэтому она так и побледнела… Получить такое письмо… Бедняжка. Но все равно не верю, что она убила. Она не могла знать, что так все случится, не подозревала его…

– Лева, ты так уверенно говоришь обо всем этом… Ты видел телефон Саблера?

– Конечно, видел.

– Не знаешь, кому еще он звонил?

– Звонков много, я их все переписал, буду работать… Но Надежде он звонил всего один раз…

– Ты мне скажешь, когда будет готова экспертиза отпечатков пальцев на телефонах?

– Все, что удастся узнать, сообщу.

– Мне бы попасть на место преступления…

– Это уже сложнее. И когда ты хочешь это сделать?

– Завтра после обеда. Утром у меня, возможно, состоится беседа с Аджемовой…

– Хорошо, я постараюсь раздобыть ключи.

– Я за все заплачу, сколько нужно.

– Да это не для меня…

– Я понимаю. Лева, приятно было пообщаться.

– Взаимно.

– Тогда спокойной ночи.

– Спокойной ночи.

Алиса Попова давно уже взяла за правило вычеркивать из своей жизни все то, что могло бы испортить ей настроение или просто мешать жить. Но далеко не всегда, особенно в юности, ей это удавалось. Она, как и многие девушки, месяцами зализывала раны после разрывов со своими любовниками, переживала ссоры с подругами, сплетни, интриги и чувствовала себя совершенно беззащитной перед людской жестокостью и людским равнодушием. Научиться жить не оглядываясь становилось постепенно правилом всей ее жизни, и она, опытным путем пришедшая к этой формуле умеренного равнодушия к людям, обрела наконец-то душевный покой. В восемнадцать лет, сняв квартирку на улице Руставели, где неподалеку жила с отчимом ее мать, согласившаяся оплачивать самостоятельное проживание повзрослевшей дочери, Алиса сошлась и стала жить гражданским браком со студентом Литературного института (общежитие которого находилось в двух шагах от ее дома). Она устроилась продавцом в овощной магазин, расположенный в соседнем доме, где подворовывала продукты и обвешивала покупателей, и решила, что жизнь, в сущности, довольно-таки приятная штука, если научиться из всего извлекать для себя выгоду. Студент-литератор, начинающий поэт с большими провинциальными амбициями и считавший себя, безусловно, гением, поселился в уютной квартирке Алисы, где сладко ел и спал, да еще и содержался благодаря Алисе в чистоте вместе со всеми своими дешевыми рубашками и трусами, но вскоре вынужден был вернуться обратно в общагу: его подружке надоело обслуживать этого бездельника, сорящего в доме скомканными в нервной судороге неудовлетворенного поэтического выверта листами дорогой бумаги (он черкал свои стишата лишь на отличной немецкой бумаге, которую покупала ему Алиса), писающего мимо унитаза, оставляющего на раковине в ванной комнате клоки мыльной пены с остатками сбритых волос, поедающего слишком много котлет и большого любителя выпить… Поэт стал приходящим любовником, редко ночевал и под утро должен был уже покинуть квартиру (Алисе приходилось рано вставать, чтобы идти на работу в свой овощной магазин, а оставлять прожорливого студента в квартире она зареклась), но потом и эти редкие встречи прекратились: Алиса хотела красивого ухаживания, дорогих подарков, перспектив выгодного замужества… Так у нее появился сорокалетний вдовец. И все бы хорошо, и денежки у него водились, и собой был приятен, да вот только после смерти жены стал импотентом, на что поначалу Алиса старалась не обращать внимания, уж больно красивый был роман, с цветами, ресторанами, театрами… Тепло и почти нежно расставшись с вдовцом, она попала в крепкие и смелые руки охранника из соседнего ювелирного магазина, бывшего ресторанного вышибалу, который оказался полной противоположностью вдовцу: его близость была больше похожа на насилие… Крупный, сильный, ненасытный, он был неутомим. Ты когда-нибудь разорвешь меня, стонала она под его ритмичными и причиняющими ей боль ударами, понимая, что их странному и нездоровому роману приходит конец… Потом были еще связи, Алиса ушла из магазина и устроилась няней в одну семью, где стала любовницей хозяина, но жена его, узнав об этом, выгнала Алису, даже не расплатившись с ней… Обычная история. Алиса, внушая себе мысль, что все это уже в прошлом и что в проигрыше осталась жена хозяина, ведь это ее муж изменял с няней, продолжала жить дальше, не оглядываясь и думая лишь о том, как бы так устроиться, чтобы работать поменьше, а получать побольше. Она сменила несколько семей, где работала няней, причем работала с удовольствием, потому что детей, как ни странно, она любила, считая, что это настоящие ангелочки и что они не должны отвечать за своих родителей, и расставалась с ними по независящим от нее обстоятельствам: одна семья эмигрировала в Израиль, девочку из другой семьи приехала воспитывать родная бабушка, прежде наотрез отказывавшаяся признавать внебрачного ребенка сына, близнецы в третьей семье подросли и им наняли гувернантку для подготовки к школе… Но Алиса недолго оставалась без работы, ей позвонила Надя Аджемова и пригласила к себе. Еврейская семья, что уехала в Израиль, прислала Наде письмо, в котором рекомендовала Алису: маленькая девочка Мона, что жила теперь в Хайфе, до сих пор скучала по своей няне… Так Алиса переехала к Аджемовым.