по законам и запрещено опиекурение, но джангуйды всё равно им злоупотребляют. Нанимая рабочих, они обещают им, кроме денег и питания, выдавать некоторое количество опия. Называется крохотный кусочек этого зелья «фыр», хватает его на несколько затяжек, после чего у курильщика наступает опьянение, иногда и сон. Пользуясь этой страстью большинства своих рабочих, джангуйды имеют возможность нанимать их за такую мизерную плату, что просто непонятно, как те на неё существуют, ну а старшинки наживаются при этом неимоверно.

Борис уже раньше знал кое-что об опиекурении, ведь в период своей недолгой службы в ЧК-ОГПУ при разгроме хунхузских отрядов им удавалось захватывать иногда довольно значительные количества опия, в фанзах, в которых бывали хунхузы, находить все принадлежности для опиекурения. Приходилось ему видеть и накурившихся китайцев, иногда и хунхузов, которых в этом состоянии можно было брать голыми руками. Видел он и поля мака, с которого собирают опий, в глубине тайги, на полянках, специально расчищенных живущими в одиноких фанзах китайцами. Ведь, в основном, к ним-то и направлялись отряды хунхузов. Но он не думал, что это зло так широко распространено среди простого рабочего китайского люда. Он полагал, что с этим надо бороться. На его замечание на этот счёт Демирский возразил:

– Э, брат, что нам с тобой до этого? Мы их не переделаем! Нам нужно план выполнить, а то с государства наши японские заказчики неустойку взыщут. Нужно, чтобы наши рабочие работали в полную силу. Сами мы с ними не договоримся, вот и приходится этими джангуйдами и их методами пользоваться, на нарушение ими законов глаза закрывать, да ведь об этом у самих китайцев и не выспросишь. Это ведь я тебе по опыту всё рассказываю, а так, даже зайдя в их зимовье, можно ничего и не увидеть: курят они обычно по ночам, а ночью к ним лучше не заходить, всякое может случиться. Да и то плохо, что мы их языка совсем не знаем, а то ведь больше всего так: «твоя», «моя», да и всё.

– Ну что вы, товарищ Демирский! – сказал Борис. – Вы так сейчас с ним разговаривали, что я вообще ничего не понял.

Демирский усмехнулся:

– Это разве разговор? Вот поживёшь зиму рядом с ними, волей-неволей сам обучишься. Целыми днями, кроме них, никого рядом не будет. Ну да ладно, хватит балясы точить, давай-ка поработаем немного, как раз до границы дошли.

Борис удивлённо взглянул на своего спутника: во-первых, он никакой границы не видел, а во-вторых, наивно полагал, что они, собственно, всё время работают. Демирский заметил его взгляд и улыбнулся:

– Нет, Борис, нам, кроме наблюдения за рабочими, дел немало делать придётся. Ведь рубка-то выборочная, а кто выборку будет делать? Лесорубы? Эти китайцы? Да они в лесе-то ни уха ни рыла не понимают, они такого наваляют, что нам с тобой потом за их работу голову снимут! Выборку придётся делать нам. Ну а когда валка начнётся, тут уж на нас и другие дела навалятся, нам поэтому нужно заранее подготовиться. Рубку начнём с этого края пади. От верховьев до этого места я уже выборку сделал, теперь пойдём дальше. Нам с тобой надо брать только кедр и пихту – лиственницу наша Стеклянуха не подымет, она слишком тяжела, ну а вот этих красавцев, – тут Демирский хлопнул по толстому стволу высокого, похожего на сосну дерева, – мы ни за какое золото не продадим! Это тис – дальневосточное красное дерево, оно очень дорого ценится, его трогать нельзя, мало его осталось. Конечно, выбирать нам нужно только такие деревья, которые достаточно выросли, не искривлены ветром, не поражены гнилью, табачным суком и другими болезнями. Ты знаешь, что брёвна нам нужны девятиаршинные или, как теперь считают, 21-футовые, причём в верхнем отрубе они должны иметь не менее восьми дюймов в диаметре. Надо стараться подбирать такие деревья, из которых выходило бы два-три бревна: если рубить меньшие, то будет много отходов, ведь всё, что мы не вывезем, так и останется здесь лежать и гнить. Вот, сообразно этому и смотри. Ну, а как выбрать хорошее здоровое дерево, ты, наверно, знаешь, ведь на курсах учился. Давай пока, на первое время, сделаем так: вот тебе мелок, иди вперёд и все деревья, которые сочтёшь пригодными, помечай мелком, а я следом пойду и, если с тобой соглашусь, буду эти деревья клеймить, а если увижу, что ты чего-нибудь пропустил или не так сделал, тебе потом расскажу. Рубщики при валке будут моим клеймом руководствоваться. Идёт?

Борис, конечно, согласился, а сам подумал: «Вот это экзамен! Построже, чем у Василевского!»

Ему даже понравилась такая проверка. Понравилось и отношение Демирского к работе. Это было совсем не так, как работал Дмитриев: тот думал лишь о том, чтобы как-нибудь выполнить задание, да при этом не забыть и своих интересов. Этот же старался не только работать, как положено, но и делать всё как можно лучше и качественнее. Возможно, что пример этого человека впоследствии сказался на отношении к работе и самого Бориса.

Борис начал свой обход и вскоре убедился, что это далеко не такая простая штука, как он предполагал вначале. Нужно было по склону сопки, тянущейся длинным неровным хребтом, пробраться к верху, осматривая каждое дерево и делая выборочно соответствующие пометки. Затем следовало спускаться вниз, повторяя ту же работу на соседнем участке. И так всё время: вверх-вниз, вверх-вниз, а длина склона, по которому нужно было подниматься и спускаться, составляла примерно полтора-два километра, и при этом разница в высоте была не менее пятисот метров.

Сделав, вероятно, 10–12 таких путешествий, Борис заметил, что начало темнеть, короткий ноябрьский день кончился. Он присел на высокую мшистую кочку, снял кепку и вытер рукой мокрый лоб. Он чувствовал, что и по спине у него струится пот. В первый раз за всё это время парень закурил. Через 10–15 минут к нему подошёл Демирский, по нему не было видно, что он устал. Он окликнул своего помощника, и они спустились на дорогу. Демирский тоже закурил и несколько минут шёл молча.

«Наверно, напортачил я, – подумал Борис, – рассердил Демирского. Ещё отправит обратно в контору, вот стыда-то будет!»

Но старший десятник замедлил шаг, и когда Борис, шедший до этого немного сзади, поравнялся с ним, тот положил на его плечо свою тяжёлую руку, улыбнулся и сказал:

– А ты, парень, молодец! Я за тобою смотрел, работать можешь. Я нарочно роздыху не давал, думал, сам запросишь – ничего, сдюжил! И в деревьях неплохо разбираешься, а всё-таки пару «табачков» пропустил, я завтра