«Это было бы счастье, а не беда», — заверила ее молодая женщина, расписываясь в карте. Остальные девять эмбрионов будут храниться при криогенной температуре. Если в этот раз беременность не разовьется, молодая женщина вернется в клинику, и ей имплантируют эмбрионы из числа хранящихся.

Неожиданно во время ланча доктор Маннинг собрал сотрудников на совещание. Заученным движением руки Мардж взбила свои короткие светлые волосы. Доктор сообщил им, что третий канал Пи-си-ди собирается сделать специальный телевизионный выпуск о клинике и связать его с предстоящим рождением брата-близнеца Джонатана Андерсона. Он попросил всех уделить Меган Коллинз максимум внимания, уважая, безусловно, частную жизнь клиентов. Только те клиенты, которые дадут письменное согласие, могут быть проинтервьюированы.

Мардж очень хотелось попасть в этот специальный выпуск, чтобы доставить удовольствие своим мальчикам.

Справа от ее стойки находились кабинеты старших сотрудников клиники. Дверь, которая вела в эти кабинеты, распахнулась, и из нее выскочила одна из новеньких секретарш. Задержав шаг у стойки Мардж, она прошептала:

— Что-то случилось. Из кабинета Маннинга только что вышла доктор Петровик. Она очень расстроена, а сам Маннинг, когда я вошла к нему, выглядел так, как будто с ним вот-вот случится сердечный приступ.

— Что же все-таки произошло? — спросила Мардж.

— Я не знаю, но она уже освобождает свой рабочий стол. Интересно, она уходит сама или ее уволили?

— Я не могу представить, что она уходит сама, — недоверчиво воскликнула Мардж. — Ведь лаборатория — это вся ее жизнь.

В понедельник вечером, когда Меган выезжала из гаража, Берни сказал ей: «До завтра, Меган».

Она ответила, что некоторое время будет отсутствовать в офисе, так как ей предстоит специальное задание в Коннектикуте. Ей легко было говорить об этом Берни, а вот как она сообщит матери о том, что, едва успев получить работу, она уже выведена из группы репортеров.

После мучительных раздумий за рулем автомобиля по пути домой она решила сказать, что телестанции срочно нужно закончить телеочерк в связи с приближающимися родами у миссис Андерсон. «Мама и без того слишком расстроена, чтобы еще беспокоиться по поводу того, что меня, возможно, намеревались убить, — думала Меган, — а уж если она узнает о записке, написанной рукой отца, это окончательно сломает ее».

С федеральной автострады 84 она свернула на шоссе номер 7. Некоторые деревья все еще были покрыты листвой, которая, однако, уже утратила яркие краски октября. Осень всегда была ее любимым сезоном, отметила она про себя. Но только не в этом году.

Сидевший в ней юрист, отвергающий эмоции и признающий только факты, настаивал на том, чтобы она рассмотрела все причины, по которым эта записка с ее именем и номером телефона могла оказаться в кармане убитой. В этом нет никакого предательства по отношению к отцу, старалась она убедить себя. Хороший защитник всегда должен смотреть на дело также и глазами обвинителя.

Мать просмотрела все бумаги, которые находились в стенном сейфе. Однако до содержимого стола в рабочем кабинете отца у нее не дошли руки. Настало время заняться этим.

В редакции она позаботилась обо всем. Прежде чем покинуть свое рабочее место, Меган составила список всех своих перспективных дел, которыми теперь предстояло заниматься Биллу Эвансу — ее коллеге из чикагского филиала, назначенному подменять ее на время расследования дела об убийстве.

Ее встреча с доктором Маннингом должна была состояться завтра в одиннадцать часов. Она попросила устроить ей такую же ознакомительную консультацию, какие они проводят для своих новых клиентов. Во время бессонных ночей ей пришло в голову еще кое-что. Было бы совсем неплохо, решила она, отснять материал о том, как Джонатан Андерсон помогает матери подготовиться к появлению в их доме младенца. "Интересно, есть ли у Андерсенов какие-нибудь домашние видеозаписи Джонатана, сделанные вскоре после его рождения? " — размышляла она. Добравшись домой, она никого там не обнаружила. Это должно было означать, что мать в гостинице. «Хорошо, — подумала Меган, — сейчас для нее это самое лучшее место». И потащила факсимильный аппарат, предоставленный ей редакцией, намереваясь подключить его ко второй линии в кабинете отца. «Так, по крайней мере, меня не будут будить посреди ночи сумасшедшими посланиями», — подумала она, запирая за собой дверь на ключ и включая свет в стремительно наступающих сумерках.

Оказавшись среди родных стен, она почувствовала грусть. Меган любила этот дом. Комнаты в нем были небольшими, но уютными. Мать часто сетовала на то, что старые фермерские дома снаружи казались больше, чем были на самом деле. «Это не дом, а оптическая иллюзия», — жаловалась она. Но Меган виделось бесконечное очарование в уютной тесноте его комнат. Ей нравилось ощущать под ногами легкую неровность его широких половиц, смотреть на камины, французские двери и буфеты, встроенные по углам столовой. Она находила, что они безупречно гармонируют со старинной мебелью из клена, подернутого теплой патиной времени. Как нельзя лучше сюда же вписывались и шелковистая обивка глубоких и удобных кресел, и живописные ковры ручной работы.

«Отец часто отсутствовал, — думала она, открывая дверь его кабинета, которого они с матерью избегали с той ночи, когда произошла катастрофа на мосту. — Но я всегда знала, что он вернется и закружит дом в веселом хороводе».

Она щелкнула выключателем настольной лампы и села во вращающееся кресло. Эта комната была самой маленькой на втором этаже. По обеим сторонам камина располагались книжные полки. Любимое кресло отца, обтянутое коричневой кожей, с таким же диваном стояли рядом с торшером и журнальным столиком.

На столике, а также на каминной полке находилось большое количество семейных фотографий: свадебный портрет ее матери и отца; Меган в младенческом возрасте; а здесь они втроем, когда Меган уже подросла; старый Пат, раздувшийся от гордости перед гостиницей «Драмдоу». «История счастливой семьи», — думала Меган, переводя взгляд с одной группы фотографий в рамках на другую.

В глаза бросился снимок матери отца, Аурелии. Сделанный в тридцатых годах, он запечатлел красивую двадцатичетырехлетнюю женщину. Густые вьющиеся волосы, крупные выразительные глаза, овальное лицо, тонкая шея, соболий воротник костюма. На лице у нее застыло мечтательно-романтическое выражение, которое предпочитали фотографы тех времен. «У меня была самая симпатичная мать во всей Пенсильвании, — говаривал отец и добавлял: — А теперь у меня самая симпатичная дочь во всем Коннектикуте. Ты очень похожа на нее». Его мать умерла, когда он был совсем маленьким.

Меган не могла вспомнить, чтобы ей когда-нибудь попадалась фотография Ричарда Коллинза. «Мы никогда не ладили с ним, — скупо заметил отец. — Чем меньше я вижу его, тем лучше».

Зазвонил телефон. Это была Вирджиния Мэрфи, правая рука матери в гостинице.

— Кэтрин просила меня узнать, дома ли ты и не хочешь ли подойти к ужину.