Сара подумала, что это их объединяющее — нечто вроде братства. Причем брат — не такой шут гороховый, как ее кровный братец Хэл, а настоящий, истинный брат. Впервые она подумала, что иметь брата — такого брата — приятно.

Полет в Ниццу. Сара и Мэри в небе над Европой. Мэри сидит, закрыв глаза, губы ее шевелятся. Нет, она не молится. Она бормочет свою мантру рекламщика: «Летом за зрителя дерутся десятки фестивалей, праздников, гастрольных трупп. Фестиваль Жюли Вэрон — один из многих. Моя задача — сделать его лучшим, самым ярким, чтобы затронуть, заманить каждого».

В аэропорту их встретил Жан-Пьер ле Брен, показавшийся им старым знакомым. Смуглый красавец, со вкусом одетый, соединяющий в своей манере поведения уникальнук) французскую корректность, вежливость и практический скептицизм. Как будто в университете он специализировался в праве и анархии, слив их в единый стиль поведения. Англичанок, в которых он видел тоже в некотором роде официальных лиц, он приветствовал безукоризненно вежливо, однако сохранял слегка прикрытую готовность к конфронтации, которую затем отбросил, решив, что гостьи ему пришлись по душе. Он сразу повез Сару и Мэри в лучший ресторанчик Бель — Ривьера «Колин-Руж». Рабочий день в мэрии уже закончился, и он ехал между лесистыми холмами. Сначала погнал, превышая все мыслимые пределы скорости, по асфальту, потом, почти не сбавив газу, по проселку. По этой дороге Жюли каждый день ходила в Бель-Ривьер и возвращалась домой.

— В любую погоду, la pauvre[3]. — Несентиментальные англичанки улыбнулись, наблюдая, как на глазах сентиментального, как и положено, француза появились слезы.

Дорога закончилась, они прошли по каменистой тропе, вышли к поляне между скалами и лесом. Заходящее солнце залило землю алой краской, не одолев интенсивной зелени деревьев. До них доносился шум водопада: очевидно, недавно прошел сильный дождь. От «коровника» мало что уцелело. Если процитировать рекламный буклет Мэри Форд: «Жюли Вэрон поселилась в крохотной каменной хижине на юге Франции и жила в ней с того дня, когда без гроша в кармане сошла с корабля на берег, и до самой смерти. До нее домишко занимал углежог». («Почему бы и нет? — спрашивала Мэри. — Кто-то ведь должен был там жить до нее».) После смерти Жюли хижина долго пустовала, пока фермер Левек, внуки которого все еще живут в этой местности, не устроил здесь хлев. Буря разрушила черепичную крышу домика. До нас дошла бы лишь груда развалин, если бы не вмешательство градоуправления Бель-Ривьера. И теперь вас ждет здесь очаровательная сценическая площадка, на которой этим летом…

От дома мало что уцелело. Полностью сохранилась лишь длинная задняя стена, к которой примыкала боковая, частично развалившаяся и схваченная цементным раствором, чтобы предотвратить дальнейшее разрушение. За домом сбегал к лесу красный грунтовый склон. Зонтичные пинии, дубы, оливы и каштаны. Иные из них видели Жюли. Воздух полон лесных ароматов. Втроем они прогулялись по месту, где обитала Жюли, где вскоре воссоздадут ее жизнь. Что ж, ее жизнь подвергнется необходимой режиссуре. Актеры выступят возле уцелевшей стены. Музыканты расположатся на низкой каменной платформе — Сара и Мэри тут же принялись требовать увеличения и перемещения платформы, ввиду важности музыки. Жан-Пьер ради приличия повозражал, но вскоре согласился. Переговоры велись на смеси английского и французского — английский лишь ради Мэри, утверждавшей, что какой-то дефектный ген не позволяет ей усвоить иностранные языки. Расхождений выявилось немало. Жан-Пьер, к примеру, ожидал в течение двух недель по двести зрителей каждый вечер. Мэри сделала большие глаза и принялась с жаром утверждать, что посещаемость окажется намного выше. Жан-Пьер не соглашался, мотивируя это местной тематикой и новизной пьесы. Так, не прекращая любезной перепалки, они прибыли в город. Жан-Пьер доставил их в гостиницу и отбыл домой, к семье; отбыл неохотно, уж очень ему понравилась языковая игра с Мэри и франглийский новояз, который они активно сочиняли на ходу; понравилась крупная нестарая, очевидно, в обычных условиях флегматичная женщина, воспаряющая в восходящих языковых потоках и пикирующая в лингвистические воздушные ямы.

В Бель-Ривьере есть три отеля, которые примут труппу. Об этом Сара договорилась на следующее утро перед визитом в мэрию, который оказался чистой формальностью, так как все уже было давно решено и согласовано. Мэри в сопровождении Жана-Пьера отправилась на встречи с потомками Эмберов и Ростанов, семей Поля и Реми. Оба клана проявили полную готовность помочь организации фестиваля, столь полезного для их небольшого городка. Намеревалась она также посетить и музей Жюли Вэрон, осмотреть дом, в котором Жюли жила бы, если бы вышла замуж за Филиппа-печатника. А семья Робера, сына Филиппа? Нет-нет, их уж давно нет в городе. На все это надо не менее трех дней. Сара улетела в Лондон без Мэри.

Позвонила Стивену. Услышав голоса друг друга, они сразу перешли на заговорщический шепот, как дети, скрывающие секреты от родителей. Этот тон они усвоили, когда Четверка утвердила готовый текст. Родители часто чувствуют себя перегруженными и даже воображают, что им угрожает какая — то мнимая опасность. Что ж, Жюли явно угрожала опасность.

— Жюли пойдет по рукам… — проворчал Стивен недовольно.

Сара рассказала о Бель-Ривьере, о домике Жюли. Он был там десятью годами раньше, когда кусты взбирались на кладку, разрушая стены, сталкивали с них камни. Рассказала о трех отелях, каждый из которых использовал в названии имя Жюли. Описала Жана-Пьера. Вслушавшись в ее тон, Стивен сразу спросил:

— И как он ее видит?

— La pauvre… la pauvre… — пробормотала Сара, возводя очи к небу и имитируя его интонацию.

— Чертова сентиментальность, — рассмеялся Стивен, как и положено участнику древней англо-французской игры, в которой обе стороны находят друг друга совершенно невыносимыми — к взаимному удовлетворению. Представители каждой нации стремятся найти у соседей родственные черты, а бросаются в глаза в первую очередь отличия, что и позволяет вести эту игру далее.

Сара и вся труппа «Зеленой птицы» получили приглашения в дом Стивена в Оксфордшире на вечер музыки и танцев — своеобразный мини-фестиваль памяти Жюли с исполнением ее произведений. Сара приглашена на весь уикенд. Она отнюдь не обрадовалась. Не хотелось ей видеть Стивена дома, видеть его другую — настоящую? — жизнь. Сара почувствовала угрозу их дружбе. Ведь база их отношений непрочна, чтобы не назвать ее прцзрачной. Тонкая магия может рассеяться, испариться. Но никуда не денешься, идти надо, да и, с другой стороны, она даже хотела этого. Во время предшествующей званому вечеру недели Стивен пригласил Сару в ресторан. Она сразу заметила его беспокойство. Вечер вылился в инструктаж. Он сообщал ей факт за фактом с видом тренера или старшего брата, обучающего сестру на площадке.

— Нет, нет, — улыбнулась Сара. — Не пяться, колышки собьешь! Локоть не опускай, когда ведешь биту! — Оба засмеялись.

Дом принадлежал его жене Элизабет, самому Стивену принадлежали деньги. Конечно, брак их не был браком по расчету, но дом оказался его осью, объединяющим центром. Они оба любили этот дом. Трое их детей, все мальчики, учатся в закрытой школе-интернате.