— Однако, когда мы вошли, Джордж вовсе не приводил в порядок файлы. Он очень торопился убрать с экрана то, что там рассматривал.

— Это в тебе полицейский говорит, — усмехнулся Том. — Я даже не заметил. Наверное, смотрел какую-нибудь порностраничку для подростков.

Или что похуже, подумал Джон.

После пинты пива Джон снова спросил Тома про Шарлотту:

— Ладно, приятель. Карты на стол. Как тебе на самом деле семейная жизнь?

— Что ты имеешь в виду? — недовольно спросил Том.

Джон решил сначала признаться сам и посмотреть, к чему это приведет.

— Если честно, при одной мысли о женитьбе я холодею.

— Что? Но ты ведь уже почти женат! Ты живешь с Элис неприлично долго!

— Да. — Он взглянул на обручальное кольцо Тома. — Но формальность все меняет. У меня при одной мысли начинается клаустрофобия.

— Да ничего не меняется, приятель. Я тебе скажу, что может загнать тебя в ловушку — закладная на двоих. От этого труднее избавиться, чем от брака.

Джон улыбнулся:

— Пока не появятся дети. Вот тогда ты действительно связан по рукам и ногам.

Том удивился:

— Значит, ты не уверен на сто процентов?

Джон задрал голову к потолку и вытянул ноги под столом.

— Не знаю. Это самый серьезный шаг для человека. Я полагаю, из меня семейный человек не выйдет. Боюсь брать детей на руки больше чумы. — Он поднял большую руку и уставился на нее: вся в шрамах от игры в регби. — Эти маленькие существа не дают людям спать много месяцев подряд. Наверное, я не выдержу, возненавижу. И еще работа. Ведь я работаю в любое время суток.

— А я бы хотел завести детей.

— Ты серьезно?! — воскликнул Джон.

Том посмотрел в свою кружку, и когда заговорил, в голосе звучали меланхолические нотки:

— Абсолютно. Во мне в последнее время что-то сдвинулось. Семья — часть плана выбраться из города и переехать в Корнуолл.

— Ты стал задумчивым.

Том с сожалением улыбнулся:

— Верно. Признаю. Но Шарлотта все это в гробу видала.

Джон вытащил сигарету из пачки Тома и наклонился вперед:

— Вы этот вопрос уже обсуждали? — Он поднес зажигалку к сигарете, закурил и глубоко затянулся, прислушиваясь к потрескиванию табака.

Том покачал головой:

— Нет смысла. И так ясно.

— Когда вы поженились, я изумился.

Том поднял голову:

— Я знаю, о чем ты думаешь. Том — косматый монстр.

Джон рассмеялся.

— Но скажу тебе, когда я ее в первый раз увидел в рекламном агентстве, где она сидела в приемной, у меня рот слюной наполнился. Я глаз не мог оторвать от ее тела. — Он уставился в пространство. — Я просидел все совещание на автопилоте. Как только позволила ситуация, я уже стоял у конторки в приемной, придумав какой-то идиотский предлог для того, чтобы воспользоваться ее факсом. Честно, Джон, если ты дашь мне фотографии всех обнаженных женщин-кинозвезд и предложишь смоделировать из них идеальную женщину, уверяю тебя, ничего лучше Шарлотты не придумаешь.

— Ты пришел к такому выводу до того, как с ней заговорил?

Том не заметил шутки, а Джон вздохнул, сообразив, какими хрупкими стали их отношения. Но затем он вспомнил Никки Кингстон и ее лицо.

— Я знаю, как это бывает, когда вид кого-то так тебя заводит… — Он щелкнул пальцами. — Есть одна женщина, я с ней иногда работаю вместе. Организатор работы на месте преступления. Мы немного флиртуем, но я все больше и больше… — Он покачал головой.

Том постучал пальцем по столу.

— Даже не пытайся, Джон. Не рискуй отношениями с Элис ради интрижки. — Он собрал пустые кружки и через минуту вернулся с двумя новыми. — Знаешь, чего мне не хватает без регби? — спросил он, усаживаясь.

Джон обрадовался перемене темы, выпрямился и потушил сигарету.

— Боли.

Джон основательно приложился к кружке и поставил ее на стол.

— Продолжай, — попросил он.

Том вытряхнул из пачки сигарету, взял зажигалку и поставил локти на стол.

— Дело в том, что в мире, каким он стал сейчас, слишком легко забыть, что это такое — быть по-настоящему живым. Утром встаешь, идешь на работу, сидишь за столом, возвращаешься домой, смотришь телевизор, ложишься в постель. Пару раз в неделю забредешь в спортзал. Наши жизни так однообразны и предсказуемы. Я смотрю на людей и думаю: мы настолько чувствуем себя в безопасности, что наполовину спим. Возимся со своим ежедневным бизнесом, существуем в искусственной среде. Ты понимаешь, о чем я говорю? — произнес он и прикурил сигарету.

Джон секунду молчал.

— Вот почему мне нравится с тобой надираться, — неожиданно сказал он с теплотой. — Футбол? Бабы? Фильмы? Разумеется, темы достойные. Но ты всегда скатишься к какому-нибудь философскому замечанию.

Том усмехнулся.

— Зато ты все еще играешь, — заметил он. — Когда вспоминаю о притоке адреналина, который я испытывал на поле… В те минуты ты не осознаешь, как близок к тому, чтобы тебя ударили, толкнули, затоптали в куче. Ты так проникаешь в матч, что чувствуешь все это только после. И эта боль напоминает тебе, что ты там был, ты на самом деле жив. Если завтра я выйду на поле играть, то захромаю после первого же захвата. Я раскис. И таким сделала меня та жизнь, которую я веду.

Джон кивнул.

— Но ты говоришь о наших жизнях, которые, если сравнивать, вполне безопасны и комфортабельны. Я же работаю в районах Манчестера, где практически трущобы, а люди пытаются продать около газетного киоска свои вещи вроде занавесок за два фунта, чехлы на подушки, старые тарелки, ножи, вилки. Это те, кто старается выкарабкаться честно. Но есть и другие, подонки, готовые ради денег на все. Из-за них люди каждый день ощущают боль. Многие невольно сознают, что живы и какое дерьмо жизнь. И все из-за них. Этот мир отличается от нашего, и, поверь мне, ты не захочешь, чтобы твой мир соприкоснулся с тем миром, в котором живут эти подонки.

Том глубоко вздохнул:

— Да, наверное, ты прав. — Он посмотрел на пустую кружку. — И ты их засади.

На следующее утро Тому снова пришлось смотреть на огромную желтую сторону Портлендской башни. Только на сей раз он был пассажиром в машине своего босса.

Несмотря на проникающие сквозь открытое окно выхлопные газы, Йан с удовольствием вздохнул.

— Разве ты не чуешь это в воздухе? — сказал он, ожидая, когда Том спросит, что он имеет в виду. Том послушно повернул голову и вопросительно поднял брови. — Деньги, друг мой, деньги. Грязные, долбаные деньги! — Он удовлетворенно зарычал и стукнул ребром ладони по рулевому колесу, от чего рулевая колонка вздрогнула.