Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Защитить его от нацистов? – спросила она несколько недоверчиво. – Каким образом? Голыми руками?
– Пустой дом в городе уязвим, Труда, – сказал он. – Кроме того, нацисты нарушили национальную границу. Как ты думаешь, этот маленький холм сможет их сдержать? Теперь, когда бомбардировки прекратились, мы здесь не в большей безопасности, чем в городе.
– Вы видели моего папу? – спросила Эмилия. Ее голос был очень тихим. Казалось, она тает с каждым часом, несмотря на пристальное внимание со стороны сестры, мамы и меня. Матеуш и отец одновременно покачали головами.
– Твой папа все еще очень занят, помогая людям, но с ним все хорошо, – резко сказала мама. – Алина, займи ребенка. Пусть взрослые поговорят.
Мы вернулись в мою спальню и сели на диван, и я попыталась поиграть в одну из игр со считалочкой, которые так любила Эмилия, вместе с тем стараясь подслушать разговор в главной части дома.
– Все же будет хорошо, Алина, правда? – внезапно спросила меня девочка. Она выглядела испуганной, ее и без того огромные зеленые глаза на бледном лице казались еще больше.
Я заставила себя улыбнуться.
– Конечно, сестренка. Все будет просто замечательно.
* * *
После бессонной ночи мы пешком отправились на городскую площадь. Мы пошли не через лес и через холм, а по дороге, что означало более длительное путешествие, но, казалось, никто из нас не спешил добраться до места назначения.
К тому времени, когда мы прибыли, на площади уже собралась толпа, ожидавшая в напряженной, жуткой тишине. Когда мы присоединились к ней, я втиснулась между родителями, как будто они могли защитить меня от всей этой тяжести. Станислав оставил нас, чтобы встать с Ирен, девушкой, за которой он ухаживал. Филипе отправился на поиски Юстины. Труда и Матеуш тоже были там, но, к моему удивлению, предпочли остаться рядом с женой мэра и ее детьми. Оглядывая толпу вокруг, я узнала всех и почувствовала двойной укол: зависти и страха. Мне так хотелось, чтобы Томаш оказался здесь, со мной! Я верила, что все было бы менее запутанным, если бы только моя рука находилась в его руке. Я сжала ладонь его младшей сестры и покрутила головой в поисках Алексея. Он был высоким, как Томаш, так что я была уверена, что рано или поздно найду его, а потом смогу указать на него, чтобы утешить Эмилию.
В этом месте, которое я так хорошо знала, я чувствовала себя оторванной от всего, что нас окружало, от всего, что в такой солнечный день должно было выглядеть прекрасно. Только ничто не казалось красивым, и более того – ничто даже не казалось знакомым. Среди нас были незнакомцы, и они каким-то образом теперь оказались главными, и именно этот факт полностью исказил пейзаж, который я всегда воспринимала как родной дом. Эти люди выглядели как статуи в своей жесткой, безупречно отглаженной униформе, с невозможным красным пятном нарукавной повязки со свастикой, которую они носили с явной гордостью. Мне пришло в голову, что нацистская форма каким-то образом лишила их человечности, лишила их уникальности и оставила им единую силу солидарности, подобную прочной стене, вторгающейся в наше пространство. Это были даже не люди – они были отдельными компонентами машины, которая появилась, чтобы уничтожать.
Командир кричал по-немецки на всю площадь. Сначала я слушала только тон его голоса – презрение, агрессию, властность, – но каждое слово сжимало тиски страха в моем сердце. Я просто не могла вынести это, не зная, что он говорит, или даже не понимая, почему у него не хватило простой вежливости поговорить с нами на нашем родном языке. Спустя некоторое время я повернулась к маме и прошептала:
– Что он говорит?
Ответом моей матери был лишь нетерпеливый приказ замолчать, но довольно скоро я увидела, как ее глаза расширились, и впервые на ее лице появилось выражение страха. Я проследила за ее взглядом к углу площади, где группа солдат толкала двух «заключенных» со связанными за спиной руками вперед, к центру. Я вгляделась в их лица и с ужасом узнала обоих – сзади был наш мэр, а впереди, без страха и колебаний глядя в толпу, стоял Алексей.
Оглядываясь сейчас назад, я подозреваю, что такой блестящий человек, как Алексей, точно понимал, что его ждет, но он с высоко поднятой головой вышел на городскую площадь. Оглядев толпу, он остановил взгляд на Эмилии и улыбнулся ей, словно желая успокоить. Я потянула ее, чтобы она встала передо мной, и обняла ее сзади. Она напряглась в моих объятиях, наверняка такая же растерянная, как и я. Почему Алексей в беде? Он никогда не делал ничего плохого за всю свою жизнь. Алексей улыбнулся мне, и когда наши глаза встретились, он кивнул один раз. Он казался спокойным, почти безмятежным. Вот почему я на миг подумала, что все будет хорошо, потому что Алексей был самым мудрым человеком в городе, и уж если он не обеспокоен, то почему я должна волноваться?
Но затем командир схватил Алексея за плечо и с силой толкнул на землю – руки Алексея были связаны за спиной, так что он беззащитно ударился лицом о гранитный булыжник, которым была выложена площадь. Прежде чем он успел прийти в себя, другой солдат сунул руку в волосы Алексея и потянул его вверх, пока тот не оказался на коленях. Алексей не смог сдержать крика боли, и я собрала все свои силы, чтобы не закричать.
Мама схватила меня за плечо, и когда я повернулась к ней, ее взгляд был прикован к Эмилии.
– Закрой ей глаза, – решительно сказала она.
– Но почему они… – начала я, когда мои руки поднялись к лицу Эмилии. Я услышала щелчок взводимого курка пистолета и подняла глаза.
Смерть Алексея была почему-то слишком простой и быстрой, чтобы быть реальной, один-единственный выстрел в затылок – и он умер. Мне хотелось кричать – неужели такая долгая и полная жизнь может закончиться вот так, без достоинства, цели или чести? Но солдаты отбросили его тело в сторону, словно в этом не было ничего особенного, а затем точно так же застрелили мэра. Я была в ужасе от происходящего, у меня закружилась голова, все это было чересчур, чтобы осознать в одно мгновение. Мои собственные глаза, должно быть, лгали мне, потому что то, что я видела, было совершенно нелогичным.
Алексей Сласки был исключительным человеком, но именно то, что делало его таким важным для нашего городка – его интеллект, его подготовка, его природная способность руководить, превратила