Ариман опустил оружие и покачал головой. Он уже видел незнакомца раньше, в своих снах. В тех грезах он назвал себя его отцом, назвал себя Магнусом. Лицо со шрамами ухмыльнулось.

— Ты задаешься вопросом, откуда я здесь, вне твоих грез? — Фигура отбросила деталь брони, которую изучала, на пол. Та упала с металлическим лязгом. — Как я могу пребывать в этой физической реальности?

— Если только это не сон, — произнес Ариман, — а я не попал в него, сам того не осознавая.

— Вполне возможно. Или я могу быть ходячей галлюцинацией, вызванной умственным перенапряжением или психической усталостью. Или голосом некой части твоего разума, отделившейся от главного канала мыслей. Как-никак твой инквизитор нечто вроде этого, верно?

— Как бы то ни было, тебя здесь нет. Ты не Магнус. Ты не мой отец. Ты ненастоящий.

— И все же мы разговариваем.

Ариман покачал головой и закрыл глаза. Затем он развернулся и направился к двери, потянувшись разумом, чтобы рассеять обереги и открыть комнату течениям варпа.

— Ты не хочешь узнать, почему я здесь? — поинтересовалась фигура.

— Мне от тебя ничего не нужно, — ответил Ариман.

— Даже предупреждения?

Ариман замер. От двери его отделял всего шаг. Справа, повернувшись лицом к комнате, стоял Гелио Исидор. На секунду Ариману показалось, что свет в глазных линзах рубриканта усилился.

— Если бы он слышал, что бы ты сказал ему? — прозвучал вопрос за спиной у Аримана. — Что бы ты сказал ему о грядущем? Ты бы сказал ему, что скоро все закончится? Сказал бы, что спустя столько времени он вернется к началу? Сказал бы, чего это может стоить?

Фигура подняла правую руку, так что рукав соскользнул, обнажив предплечье, и медленно потянулась к Гелио Исидору.

Ладонь Азека сомкнулась на запястье фигуры прежде, чем ее пальцы успели коснуться личины рубриканта.

Прошел долгий миг, а затем фигура посмотрела туда, где пальцы Аримана сжимали ее запястье. Реальное запястье.

Азек разжал хватку и отступил назад. На него, словно волна давления, накатили шок и отторжение, пройдя по нервным окончаниям и зашипев в крови. Колдун потянулся к идее, что если это сон или иллюзия, то любая ее часть могла казаться реальной, не являясь таковой, но все, о чем он мог думать, было ощущение морщинистой кожи в его ладони.

— Я здесь, чтобы поведать тебе о том, чего ты пока не знаешь, — произнесла фигура. — Я здесь, чтобы предупредить тебя, Ариман.

Колдун покачал головой. Удары его сердец внезапно стали подобны раскатам грома в груди, как будто за последние несколько минут начав биться только сейчас.

— Магнус не стал бы мне помогать. Если бы он знал, что я замышляю, то сделал бы все, что в его силах, чтобы уничтожить меня.

— Да, — сказала фигура. — Да. Это так.

Ариман снова взглянул в единственный глаз под рваным красным капюшоном. Он почувствовал, как на язык приходят слова, но прежде чем успел их сформулировать, фигура заговорила снова:

— Что-то грядет, сын мой. Что-то, чего я не вижу, что-то, чего не видел ты. Что-то, что ты упустил.

— Что?.. — начал Ариман, но фигура покачала головой и отступила назад.

— Оно близится, но путь его начался давным-давно. Я вижу тень, но не очертания.

Ариман моргнул. Пот катился с него градом, обжигая глаза, руки и ноги дрожали. Фигура сделала еще шаг назад, и масляные огни погасли один за другим.

— Почему? — окликнул Ариман. — Зачем предупреждать меня, зная о моих намерениях?

— Ты — мой сын, — ответила фигура в капюшоне.

Ариман опять моргнул, а когда снова открыл глаза, то стоял у наполовину заполненной стойки для доспехов под непоколебимым взором Гелио Исидора. На краю зрения продолжало гореть масляное пламя.

+ Ты готов?+

Кнекку взглянул туда, где стоял Сар‘ик. Воин был в доспехах, но без шлема, с поднятым вильчатым мечом.

Кнекку кивнул.

Сар’ик метнулся вперед, его движение породило спиральное пламя. Разум Кнекку мигнул и расколол иллюзию. Перед его внутренним взором посыпались осколки ментальной энергии. Сар’ик стоял там же, где и прежде. Кнекку сделал выпад, острие копья накалилось до синевы. Образ Сар’ика обратился в туман. Кнекку почувствовал, как меч воина опускается из разреженного воздуха, когда тело Сар’ика вновь появилось из пыли. Кнекку отскочил назад и переформировал разум, приняв удар на копье. От силы замаха рука колдуна едва не сломалась. По вершине башни прокатился беззвучный черный взрыв, когда заключенные в оружии энергии поцеловались. Мощь удара скользнула по древку копья к полу.

+Ты стал медлительнее+, — рассмеялся Сар’ик.

Воля Кнекку вырвалась наружу. Доспехи Сар’ика смялись, когда его подбросило в воздух. Кнекку увидел, как крутится тело брата, и почувствовал, что в его ментальной защите появилась трещина. Кнекку вонзил свои мысли в разум Сар’ика и превратил их в бурю обломков. В стены самоконтроля Сар’ика впились тысячи ощущений.

Он рухнул на пол, раскрошив под собой камень. Кнекку направил острие копья вниз. Сар’ик поймал удар на зубцы меча. Кнекку отвел руку, но разум Сар’ика прожужжал сквозь вильчатый меч, сцепив его лезвие с копьем. Сар’ик рывком поднялся и крутнулся, сбив Кнекку с ног. Теперь пришла его очередь падать, но перед этим он еще раз ужалил разум Сар’ика.

Время будто замедлилось.

А затем воля Сар’ика сжалась, словно челюсти. Кнекку пронзила боль. Перед глазами взорвался калейдоскоп цветов, ярких звезд из сапфиров и рубинов. По нервным окончаниям прошел огонь. Его мышцы окаменели, кровь звенела, готовая вскипеть. Он врезался в пол. Камень и керамит треснули, и на дисплее шлема замигали руны повреждений. Он попытался встать, но мышцы больше не повиновались ему. Сар’ик встал над ним, между зубцами его меча плясало зеленое пламя.

+Все?+ — В его вопросе ощущался отголосок улыбки.

+Все+, — ответил Кнекку, и боль с параличом мгновенно прошли.

Он поднялся на ноги. Копье все еще было в руке. Колдун взглянул на трещины, паутиной разбежавшиеся по нефриту от места его падения. Кнекку взмахнул рукой, и камень стекся обратно в зеркальную гладь.

+Твои действия были предсказуемы для любого, кто тебя знает+, — послал Сар’ик.

Кнекку кивнул. Конечно, Сар’ик прав. Вот почему он вел столь многих воинов Алого Короля в нескончаемых сражениях внутри Ока. Кнекку предположил, что ему следовало быть благодарным Сар’ику за то, что во время их поединков он придерживался единой формы.

+Что-то снедает твой разум и отнимает силы, Кнекку, — послал Сар’ик. — Расскажи, в чем дело+.

Кнекку отвернулся и выглянул за парапет. Последнее из девяти солнц переливалось на горизонте и отбрасывало длинные тени, опускаясь ниже и ниже. Небеса прояснились, полог эфирной энергии истончился в купол цвета кровоподтека. Когда небо начало темнеть, поднялся ветер, принеся с собой звуки из леса башен и черных гор за ними. Серебряные шпили, дрейфовавшие над городом, заблестели в лучах заходящего солнца. Ушей и разума Кнекку коснулись отдаленные голоса и гортанные крики птиц, но они были слабыми, шум мира постепенно стихал, пока день соскальзывал во мглу.