— Он позорит твою книгу, — повторила Лара серьезным голосом. — Извращает. У тебя печальная сказка, а тут туповатый боевичок. Кино надо было по «Беовульфу» снимать, там любой дурак справился бы. На «Зиму» нужен был нормальный режиссер, там материал сложный, многоплановый, игристый, а они взялись со своим вечным сломо… В результате родился кадавр. «В гостях у сказки» получилось, только с кровищей. Жаль. Очень жаль.

Лара поглядела на мороженое, от стаканчика осталась половина. Лара чуть–чуть подумала, а потом сжевала оставшееся мороженое сразу.

Зимин с ознобом потрогал горло.

— Жаль, — сказала Лара. — Знаешь, в наши дни фильм можно снять только один раз. Второго шанса не будет, Зима. То есть вот это… кино, так скажем. Так вот, это кино останется навсегда, ты понимаешь?! Народ будет смотреть фильм «Зима в небывалой стране» и ржать, ты понимаешь?

— Нормальное кино, — Зимин пожал плечами. — Никто ржать не будет. Никто же не ржет сейчас.

— Конечно, не будут, — Лара стряхнула с волос дождь. — Потому что это забудут через месяц. Раньше забудут. Это все, финал. То есть не финал, это финиш. Финиш.

Лара брезгливо поморщилась.

— Короче, бездарность, — сказала она. — Даже хуже, бездарность бывает яркой, это не бездарность — это посредственность. Шлак.

Зимин промолчал, а Лара продолжала развивать критику.

— Там все бездарны, — заявила она. — Команда слепоглухонемых, кроме того, еще и умственно отсталых. Режиссер, художник–постановщик, композитор… Композитор — это отдельная песня! Там ведь не музыка, там грохот! Там от этого грохота со стен тараканы осыпаются, это ведь пошлятина ужасная — работать грохотом! У меня потом голова три дня раскалывалась, а я ведь до конца не досмотрела.

— Музыка как музыка…

— А ты можешь ее вспомнить? Ну, хотя бы одну мелодию? Нет. Потому что шум только. Грохот. Бум–бум–бум. Это же не композитор работал, а молотобоец!

Зимин попробовал возразить, но Лара его остановила.

— Девка, которая Лару играет, кряжистая и с глупым лицом, — сказала она. — Она вообще не подходит, ну, разве что рыжая. Да и то не рыжая, а крашеная. Она хной покрашена, Зимин. Она что, дочка режиссера? У нее всегда одно и то же выражение лица — от этого повеситься можно. Если бы в кадре стояло полено, мы бы не заметили разницы.

Лара вытянула ноги. Зимин понял, что ей хочется поругаться как следует, и сел рядом на мокрую скамейку. Потому что предусмотрительно надел с утра кожаные мотоциклетные штаны.

— Так вот, эта девчонка все время смотрит в камеру, — продолжала Лара. — И вообще… Я же говорю, она не похожа.

— На кого? — спросил Зимин.

— На Лару. У Лары… У нее душа, у нее судьба. А у этой девки айфон — вот ее судьба. Он же тупая, это видно.

Зимин молчал, Лара продолжала:

— А Парцифаль? Ну, что это за Парцифаль?

Лара указала большим пальцем за спину, на огромный, вполстены кинотеатра, плакат.

— Это, по–твоему, Парцифаль?!

Зимин оглянулся на кинотеатр. Хотя мог бы и не смотреть, он знал этот плакат наизусть. Потому что точно такой, только меньшего размера, висел на стене в кухне. И в холле. И в туалете — Зимин не удержался.

А что, Парцифаль как Парцифаль, подумал Зимин, стоит, не падает. Наплечники, чешуя, меч — все, между прочим, натуральное, не бутафория, а реальная боевая копия настоящих средневековых доспехов, изготовленная в Чехии на заказ и стоившая весьма и весьма недешево. И орифламма развивается за спиной, и копье, и меч, все как он хотел, красиво, стильно.

— Чем тебе не нравится Парцифаль? — спросил он. — По–моему, вполне себе ничего Парцифаль.

— Вот именно — ничего. Ноль. Пустота. Этот мальчик раньше снимался в сериале про элитный колледж, — сказала Лара. — Он же хипстанутый от бровей до кроссовок, он же никогда на земле не ночевал! На коне не сидел! И — это Парсифаль?! Это красавчик. Красавчик! Пумпампусенька!

Лара повернулась и послала Парцифалю поцелуйчик. Затем достала из сумочки книгу, обернутую газетой, — Лара любила ретро. «Зима», угадал Зимин.

— Это «Зима в небывалой стране», — пояснила Лара и принялась листать. — Вот тут, я запомнила… Вот! Посмотри, если хочешь!

Она сунула книгу Зимину.

— Посмотри, если забыл, а я и так помню! Парцифаль невысокий, толстый и веселый, а это?! Это красавчик. Он не может быть Перцем! Ты что, не видишь? Это же дрянь все, это же туфта!

— Да нормально, — ответил Зимин.

— Нормально?! — ужаснулась Лара. — Ты что, не понимаешь, что вот после этого… — она ткнула большим пальцем через плечо, — никто ни одну твою книжку никогда не экранизирует! Они взяли и сняли невнятное гэ — и теперь все будут думать, что ты написал невнятное гэ…

— Уже насчет «Нисхождения» подъезжали, — возразил Зимин. — Я же тебе говорил, помнишь тот старый рассказ? Про пришельцев?

— Ну, помню. Так я бы на твоем месте права не уступала бы — еще одну дрянь снимут. С тобой теперь ни один приличный режиссер связываться не будет.

— Тьма хорошо получился, — перебил ее Зимин.

— Что?

— Тьма. Дракон. Хорошо, по–моему. То есть совсем не хорошо, отлично просто. Я его так и представлял. А тебе что, не понравилось?

Лара замолчала, потом поднялась на ноги.

— Не понравилось?

— Понравилось. Тьма хорошо получился, это да. Пойдем домой, Зимин? Обои старые обдерем, новые поклеим, а? Я люблю обои клеить, в этом что то есть. Как кожу меняешь.

— А я нет.

— Я тогда сама поклею. И вообще, мне холодно что то.

— Нечего мороженое в дождь есть.

Лара не стала спорить, взяла Зимина под руку, и они пошагали домой по скучным и сырым осенним улицам, стараясь держаться деревьев, под которыми было посуше и лужи не отличались непроходимой глубиной.

От кинотеатра до дома было недалеко, но Ларе вдруг захотелось погулять еще, пусть и под дождем. Она замерзла и стучала зубами, но Зимин знал, что отговаривать ее бесполезно: если Лара решила гулять под дождем, наевшись мороженого, то она будет гулять под дождем, наевшись мороженого. Пусть хоть и ценой ангины.

Первое время они шагали молча, потом Лара стала рассказывать про какой то замок в Калининградской области, в свое время в нем бывал сам Анри Четвертый, а сейчас там запустенье и энтузиасты в палатках. И за четыреста баксов можно снять комнату и жить два месяца при свечах и без электричества. А еще там есть старинный пруд, в котором когда то топили еретиков, связывали крест–накрест — большой палец правой руки к большому пальцу левой ноги — ив воду…

— А на берегу там такие железные столбы, к ним ведьм приковывали. Ну, а потом сжигали, конечно. Здорово, а?! Там привидения, там подвалы. Ты представь — можно всю ночь провести в застенке?!