— А я и не зыркаю, — огрызнулась я.

Один из мужчин поднял голову и встретился со мной взглядом. Я похолодела, но все же смогла изобразить что-то вроде улыбки. Это был именно тот, с которым я танцевала медленный танец и ради которого я вышла на улицу. Поначалу его глаза были какие-то холодные, злые, но через секунду в них появился живой огонек и явный интерес к моей персоне. Он встал и направился в нашу сторону.

— А, Макс, привет. — Мордоворот зевнул. — Пахан спустится через пятнадцать минут. Я ему сказал, что вы собрались по поводу общака.

Поняв, что нужно ковать железо, пока горячо, я протянула мужчине руку и дружелюбно представилась:

— Анна.

Мужчина слегка растерялся, но все же ответил на мое рукопожатие.

— Макс. Вы напоминаете мне одну женщину. Удивительно, сколько же на свете похожих людей!

— И кого же я вам напоминаю? — спросила я не без кокетства.

— Да так, одну известную актрису.

Видимо, наш разговор не понравился мордовороту. Он взял меня за локоть и слегка подтолкнул вперед:

— Ты давай, завязывай к нашим ребятам вязаться. Такой команды не было. Я тебя, в натуре, вывел свежим воздухом подышать или чо?!

— Ты, в натуре, вывел подышать меня свежим воздухом, — дерзко передразнила я мордоворота и бросила на Макса такой несчастный взгляд, что, по всей вероятности, ему стало не по себе.

— Женька, а кто это девушка?

— Лешкина невеста.

— Лешкина?

— Ну да. Так сказал пахан.

Мордоворот вновь подтолкнул меня вперед, показывая всем своим видом, что беседа закончена.

Я резко обернулась и посмотрела на Макса:

— А я и есть та актриса. Ресторан, творческий вечер, медленный танец и вы… Вы видели во мне только женщину. Вас отпугивала моя известность. Наверное, обычной женщине приятно, что ее ценят как женщину. А со звездами все по-другому. Им этого мало. Страшная штука — слава, иногда очень сильно затягивает. Хочется, чтобы в тебе видели что-то неземное. Вы в тот вечер не попросили мой телефон.

Мордоворот резко схватил меня за руку и потащил вперед. Когда мы отошли на более или менее приличное расстояние, он больно ущипнул меня и, захлебываясь от возмущения, зашептал:

— Тебе вообще с нашим братом общаться запрещено. Ты давай свою пасть захлопни, а то можешь кое-кого разозлить.

— У меня не пасть, — обиделась я и украдкой оглянулась.

Макс стоял как вкопанный и пристально смотрел мне вслед. Это обнадеживало. Если фортуна повернется ко мне лицом, я смогу добиться желаемого.

— Гулять просилась, вот и дыши глубже! — злобно продолжал мордоворот. — И запомни, никто из наших пацанов на твои сиськи и задницу не поведется. Хоть ты оголишься полностью и раком встанешь. Против пахана никто не пойдет. Так что пацанам глазки не строй. Бесполезно. А если общения ищешь, так общайся с Лешиком. Пусть он тебя по ушам причешет. Он у нас в этом деле мастер. Его хлебом не корми, дай с кем-нибудь за жизнь потрепаться. Он парень умный, эрудированный. Книжек много читает. «Вести» по телевизору смотрит. Мы его между собой называем ходячей энциклопедией. — Мордоворот хрипло рассмеялся и снова ущипнул меня.

Я вскрикнула и потерла больное место:

— Прекращай щипаться! Больно!

— А ты прекращай оглядываться на Макса. Ему до тебя дела нет. Он у нас человек уважаемый. Общак держит, а это значит, что живет по понятиям. И еще у него любовница есть. Длинноногая фотомодель. Блондинка. Она в прошлом году школу закончила. Он к ней даже на выпускной вечер ходил. Сейчас ее в престижный вуз устроил. Максу всегда молодые нравились. Он по старухам никогда не специализировался.

— Это я-то старуха?! — Я ужасно разозлилась. — Да что ты себе позволяешь?!

— А что, не старуха, что ли? Тебе уже, поди, тридцатник. Для Макса все женщины, которым под тридцать, старухи.

— Да мне на хрен твой Макс не нужен! — возмутилась я. — Извращенец! Чтоб его в тюрьму посадили за совращение несовершеннолетних! А я не старуха. Можно быть старухой и в восемнадцать, а можно и в шестьдесят быть такой молодой и такой желанной…

— Моей матери шестьдесят пять, — неожиданно смягчился мордоворот. — Она всегда в платке и целыми днями молится в церкви. Все называют ее ласково «бабушка», — произнес он задумчиво.

— А моей матери шестьдесят, — продолжала наступать я. — Она никогда не надевала косынку и не наденет ее и в восемьдесят. Носит модельные платья и пользуется дорогими духами. От нее исходят такие флюиды женственности и природного магнетизма, что даже молодые мужчины оглядываются ей вслед. Она стопроцентная женщина, а у стопроцентной женщины не бывает возраста. С каждым годом она становится все красивее, словно имеет над временем какую-то власть. Еще древние говорили, что внешность человека — отражение его души… — Я резко остановилась, вспомнив Лешика. Господи, какая же уродливая душа должна быть у него… Какая страшная… Я украдкой посмотрела на мордоворота. — Послушай, я могу поинтересоваться собственной судьбой?

— Чо?!

— Я же ясно сказала: хочу услышать что-нибудь вразумительное по поводу своего дальнейшего пребывания в этом доме.

— А я тут при чем?! Ты у пахана спрашивай.

— Просто я подумала, что ты мог что-нибудь слышать.

— Ничего я не слышал.

— А может быть, все-таки что-нибудь припомнишь?

— Нечего мне припоминать. Я только знаю, что ты за Лешика замуж выйдешь, и все.

— Откуда ты это знаешь?

— Пахан сказал.

— Он серьезно говорил?

— Ну, понятное дело… Пахан вообще юмора не понимает. Он с ним никогда в ладу не был.

— Значит, никто меня отсюда не отпустит, — проговорила я трагическим голосом и вновь посмотрела на кучку мужчин, сидящих в беседке.

С ними был пахан. Он о чем-то разговаривал с Максом. Нетрудно было понять, что он с чем-то категорически не согласен. Макс был совершенно спокоен, даже невозмутим. Заметив меня, он прищурился, и я чувствовала его взгляд до самой двери в дом. Еле уловимо я махнула ему рукой, но мордоворот почуял неладное и втолкнул меня в дом.

— Завязывай на Макса пялиться! Я же тебе сказал, что он на твою задницу не поведется! У него есть своя, более молодая и сочная.

— А я на него и не пялилась!

— Я не дурнее тебя, видел, как ты ему рукой махала. Ты давай Лешика обрабатывай. Это твоя прямая обязанность. Ему и маши. Он твою задницу даже во сне видит.

— Я в этом доме никому ничем не обязана! — крикнула я и побежала вверх по лестнице в комнату, которая считалась моей.

Чуть отдышавшись, я всё-таки решила, что пока не всё так уж и плохо. Слава богу, я жива и здорова. Никто меня не пытает, не убивает. Если я буду умнее и хитрее, то обязательно смогу сбежать. Ни в коем случае нельзя паниковать, считать, что жизнь закончена. Выход есть всегда, даже в безвыходных ситуациях. Однако, увидев за окном глухой каменный забор, я почувствовала надвигающийся приступ депрессии и поняла, что должна победить его сию же минуту, иначе потом будет слишком тяжело это сделать.